Одержимость справедливостью

— Мне боятся нечего! Я сын полка! С одиннадцати лет фашистов убивал! — он схватил стул, на котором сидел, и стал крошить им стол, и всё вокруг, пытаясь достать следователя.

В общем, чем закончилось, неясно. Но скандал не скрыть, люди оказались слишком известными. Даже сын полка оказался общественным деятелем, награждённым Орденом Отечественной Войны и несколькими медалями.

Я слушал про это зазеркалье и понимал, что вожделенная карьера старшему лейтенанту теперь не светит. И теперь его личный враг тот, кто всё это устроил….

Глава-4 °Cвязи решают всё

Сидеть и молча ждать у моря погоды, я не мог. Было страшно выдать себя расспросами, но ещё хуже было находиться в неведении. Бесполезно пытаться что-то выяснить у Димки. Откуда ему знать, оставят его или нет, после всех этих скандалов. У кого бы спросить? Однако, вскоре ничего выяснять не пришлось.

— Это хорошо, что ты за друга волнуешься, — сказал секретарь парткома, скульптор Попцов, который сам ничего толком не знал, — скоро состоится открытое партийное собрание. Будет представитель из Министерства культуры, будет возможность ознакомиться с результатами расследования. Вот тогда всё и узнаем.

Я с этой новостью пошёл к Димке, но он уже об этом знал.

— Я звонил в ЦК, заведующему Отделом Пропаганды и Агитации. Он сказал, что вопрос закрыт.

— Ты? звонил в ЦК? — я был ошарашен Димкиной наглостью, — почему ему? Как же ты решился? Мы же, вроде, под Отделом Культуры ходим?

Все знали, что зав отделом Пропаганды ЦК, истый зверь, и ломает людей как спички. К нему идти, верная смерть.

— Председатель Союза Художников сказал, что он курирует дело. А он меня знает. Я однажды у него на приёме был.

— Ты? На приёме? Зачем? Ты же не коммунист.

Димка никогда не говорил, что знает кого-то из ЦК. И на тебе….

— Он, кстати, хороший мужик, — продолжал Димка.

— Хороший мужик?! Да перед ним наш министр, дрожит, как осиновый лист!

— Ну, я то не министр. Выгонят, картины писать буду. Я однажды к нему на приём записался, прямо с улицы. Раз в два месяца, каждый зав отделом ЦК принимает в Общественной приёмной, посетителей с улицы. Ну, я и пошёл.

— Зачем? Почему к нему-то?

— А он сам позвал. Я подумал, почему нет? Я тогда только начинал работать в Худ фонде. А он устроил большое собрание для начальников низшего звена, занятых в идеологии, и промывал мозги. Сказал, что мы — солдаты партии! Но, предупредил, чтобы перестали звонить в ЦК по пустякам, а то «завели манеру, понимаешь!». Говорит, если кому-то надо, запишитесь на приём, как нормальные граждане. Ну, я и записался. Мне тогда, бюрократы работать не давали. То это нельзя, то, то нельзя. Хотел уже увольняется. Потом подумал, схожу, спрошу, хуже не будет.

— Ты, что на начальство стучал? — Димка открывался для меня с неожиданной стороны.

— Да ни на кого я не стучал. Я действительно хотел понять, что делать, когда кругом непреодолимые инструкции, запреты всякие, ревизоры. Бюрократы заели!

— По-твоему, законы неправильные? Хочешь обойти?

— Какие законы? Холодильник нельзя купить по безналу, он мне для работы нужен. А наличные не дают. И такая хрень, на каждом шагу. Теперь вот даже следствие устроили. «Брал деньги? Давал деньги?» Людей таскают! А кто всё это устроил? Почему обязательно, всё нужно через задницу делать?

— Ты ему так сказал?

— Ну, да. Только не сказал, а спросил, что в таком случае делать?

— Ни хрена не понимаю, и он тебя слушал? И не выгнал?

— Нет, наоборот. Как-то даже странно получилось. Сам не ожидал. Я в очереди на приём отсидел, передо мной старики с медалями были, чинуши какие-то. Наконец захожу, а в кабинете двое. Он и ещё женщина с кучей бумаг, видно помощница. Он меня увидел, и удивился, смотрит как на знакомого. Чего, говорит, «сюда» пришёл? В смысле, в Общественную приёмную, а не в ЦК. Ну, я говорю, Вы же сами сказали, на встрече с активом, так сказать. Пока мы говорим, женщина карточку посетителя заполняет, и всё время вопросами перебивает. Имя?… Отчество… Фамилия?… Возраст?… Ему надоело, и он ей продиктовал: «беспартийный, высшего образования не имеет, заместитель директора Художественного Фонда, 27 лет», и усмехнулся, «один он у нас, такой». Я это услышал, язык к нёбу присох. Он знал про меня всё, кроме того, что я приду на приём. В общем, поговорили, и я ушёл.

— Так он, что-нибудь сделал? Помог как-то?

— Помог. Холодильник купили. Бухгалтерия кошмарить перестала. Если что, звони, говорит, напрямую.

— Холодильник купили? — я уже ничего не понимал.