Одержимые войной. Доля

Наблюдая за процессией и рассеянно слушая разговоры, клубящиеся в парадной зале артистической комнаты, Гриша улавливал особый дурманящий аромат после концертного ритуала. Впервые в жизни он начал понимать вкус этой процедуры, и она перестала вызывать в нём протест. Артист, только что в напряжении всех сил отдававший себя публике, нуждался не столько в словах поддержки. Они большею частью произносились фальшивые и дежурные. Согласно обычая. Нет, артисту требовалось переключение. И чем резче, контрастнее будет оно, тем легче ему будет вернуться в нормальную жизнь, аккумулируя новые силы для нового выхода к публике. Так размышляя, Берг почувствовал острое желание вновь подойти к Румянцеву и сказать на сей раз что-то настоящее, искреннее, от души. Поблагодарить за действительно хорошее исполнение музыки своего учителя. Гриша сделал было шаг к дирижёру, когда тот на некоторое время остался один в центре залы, ибо очередь поздравляющих иссякла, все разбрелись по группам. Но, наткнувшись глазами на глаза Игоря Васильевича, остановился, не решаясь двигаться дальше, и стушевался полностью. По-прежнему сияя улыбкой, дирижёр пронзал пространство жёстким оценивающим взглядом, словно считывая внутренние движения присутствующих. Взгляд хищной крупной кошки, уверенной в том, что любое тело вокруг суть потенциальная её добыча. Румянцев заметил движение студента и первым обратился к нему:

– Вас недавно очень хвалил ваш профессор. Вы, кажется, служили в Афганистане?

– Да, – не зная, куда девать глаза, ответил Гриша и перебил сам себя неожиданным вопросом:

– Скажите, Игорь Васильевич, а можно по окончании консерватории вновь поступить, но уже на симфоническое дирижирование… и к вам?

Румянцев добродушно рассмеялся.

– Вам понравилось, как я это делаю? Дирижирование оркестром не только весьма хлопотная профессия, но ещё и очень дорогая.

– В каком смысле? – не понял Гриша.

– В том, что много денег требуется вложить в то, что вовсе не обязательно когда-нибудь окупится. Это, так сказать, хобби для очень богатых людей, – глаза дирижёра нимало не смягчились от улыбки, а, напротив, как будто стали ещё жёстче. А на последних его словах в них появилась неуловимая тень лукавства, отчего вся фраза стала двусмысленной. Хотя пора первых кооперативов и безудержного роста коммерции вовсю катилась по стране, захватывая многое и многих, до стен гуманитарных ВУЗов и консерваторий, в частности, она дошла весьма ослабленной. Понятие о богатых и бедных напрямую связывалось с понятием о преступных и честных гражданах. Богатство само по себе, тем более, богатство клановое, корпоративное, как, например, профессиональный признак или принадлежность к клубу, дорогому хобби, казалось чем-то не достойным публичного обсуждения. То есть, оно, вероятно, где-то себе существует, но об этом воспитанные люди умалчивают, как не говорят, скажем, о тонкостях своей сексуальной жизни или об особенностях пищеварения. Гриша не мог найтись, что ответить Игорю Васильевичу, а потому поспешил скомкать так и не начавшийся разговор, и очень обрадовался, когда к ним подплыла бесформенная и самозабвенно пьющая искусствовед Лия Джафаровна Гензель. Имя этого завсегдатая всех банкетов и фуршетов города не сходило с полос многотиражных изданий, отводящих место публикациям об искусстве и светской жизни. Сквозь терпкий дух дорогого розового масла, которым она всегда пользовалась, предательски пробивался неистребимый дух коньячного перегара. Она о чём-то заворковала теплым контральто, и Гриша улизнул в сторону. В этот день он дал себе слово когда-нибудь обязательно продирижировать оркестром…