Одержимый ею

 Ребята оживились. Еще больше оживились, узнав, что теперь в зале можно будет иногда потрепать за холку какого-нибудь спецназовца.

Это было две недели назад. За это время на территории Усадьбы уже возвели длинное здание с хорошей звукоизоляцией — тир.  Наконец-то и мои бойцы почти законно получили возможность тренироваться еще и в стрельбе.

Спарринги со спецназом мне и самому приносили кайф. Вояки владели разными школами и техниками.

Эти две недели тренировок мы с Димой обрабатываем предполагаемых продавцов Кантера. Но эти мрази осторожны, на прямой контакт не идут, шкерятся где-то вместе с полотном. Я связываюсь с ними через какие-то подставные номера. Напряг в Управлении отряд аналитиков и ребят из IT отдела, но результат пока нулевой. И эту организацию боится весь криминальный костяк региона?

 Машков порадовал известием, что некая Октябрина решила вдруг раздробить недавно пополненный на весьма круглую сумму счет и переправить эти части на какие-то левые счета. После предъявления моего новехонького удостоверения, Миша почти без возражений выдал мне распечатку всех транзакций. Если унылую кислую рожу не считать возражением. Распечатка ушла к аналитикам, а через час я получил адресок неловящейся рыбки.

Эти две тухлых кильки мнили себя щучками?  Я живо собрал всех подконтрольных мне бойцов, и мы выдвинулись по адресу. Не доехали — на подъезде к нужному дому, наш автомобиль обстреляли. Мои люди все сработали как надо: парни рассыпались из ПАЗика и рассредоточились на местности, словно репетировали, грамотно взяв под контроль каждый квадрат. Вот и сказалась совместная тренировка.

Мои ребята тоже очень правильно среагировали, четко зафиксировали нужные точки и тихо залегли, молча вычисляя стрелков. Димон, прозванный Батя за добродушную, какую-то «отцовскую» манеру со всеми общаться, перекинул из-за спины любимую «детку» — СВД  — и принялся сосредоточенно выцеливать местность в оптический прицел.

Их оказалось всего двое, дилетанты, решившие по-быстрому срубить деньжат. Уговорили лопоухую бабку отдать картину, наобещали ей золотые горы, за которые дадут за полотно на черном рынке. Только не было у дебилов доступа к той среде! Развели Октябрину на мякине, даже жалко ее стало.  Небось хотела себе на достойную старость заработать. Вот не грызла бы мою Ингу, осчастливил бы старушку! А так, не буду поощрять паскудный характер.

 Хватит того, что я одного из отряда спецуры Вову Беса отправил галерею охранять, а на самом деле — чтобы местные девочки не скучали без мужской ласки. Остальные парни, правда, расстроились, особенно, после рассказа Понта, что там в галерее розарий неокученный без «садовника» гибнет.

 Пока парни страхуют местность, я почти на брюхе ползу к дому, вижу обоих кретинов. Но и они меня замечают — не спецназ я ни разу! Один — здоровый дуболом размером с мамонта, второй поменьше, но жилистый, зараза.

Мамонтяру вырубаю эффектным ударом ноги с вертушки ровненько в башку. Большой шкаф, как в народной мудрости, падает громко. Второй наскакивает на меня, явно мнит себя великим мастером боя. Кстати, он весьма неплох, но явно привык к показательным боям в защитном снаряжении, и потому сразу теряется, падает и хрипит от боли.

Кажется перестарался и что-то ему сломал. Ничего, в тюрьме выздоровеет.

Оставляю валяться обои на полу и осматриваюсь. На грязном столе разложен Кантер, поверх стоит бутылка коньяка и два граненых стакана. Суки ублюдочные — Кантера на стол стелить, как скатерть? Кидаюсь к телам на полу и от души, только недавно обнаруженной, начинаю метелить обоих. Убить их мне не дают — врываются мои парни и толпой на одного оттаскивают от вандалов.

— Валерий Евгеньевич, не стоит мараться! — урезонивает меня Батя, — за избиение при задержании эти мрази могут вывернуться от закона! — фыркаю и успокаиваюсь.

Тем более что звонит Егоров, которому уже доложили, и поздравляет.

— Надо отметить, — говорит он.

Едва слышу и разбираю. В голове — шум. На губах дурацкая лыба. Сажусь, приваливаюсь к стене, и вижу доброе лицо Завадского. Учитель улыбается мне.

И я понимаю — экзамен сдал.

Глава 19

ИНГА

Две недели воздержания, нервозности и ожидания. Две недели на осознание — твой любимый прямо сейчас совершает подвиг, но при этом рискует жизнью.

Я горжусь Валерием, переживаю за него и тихо схожу с ума. Каждую ночь засыпаю в его постели, обнимая подушку, хранящую его запах. И только ложусь, как охватывает тоска по его губам, рукам, проникновениям… Я не знала прежде, что мужчину можно желать так сильно. Что находиться рядом с другим человеком — может стать потребностью…

Судьба подкидывает мне занятие, чтобы я не скучала без работы — у Артёма реабилитация, и я помогаю ему, как могу, адаптироваться. Никогда не прощу за то, что он сделал. Но… Артём — брат Валерия, его единственная семья, и любимому будет очень больно, если с его оболтусом-братом что-то случится.