Одержизнь

– Понял? Вали! Позовите Генри Дэвиса! Или эту… доктора Тейлор. Мара Тейлор, Ландын Бриж Госпиталь, допёрло?

Удар по затылку вырубает Гайтана мгновенно. Он падает на скамью, чудом не придавив собой Амелию.

В себя он приходит, услышав детский плач. Тело кажется тяжёлым и неудобным, как мешок с камнями. Звякает металл на вывернутых за спину запястьях. Свет слишком яркий, глаза долго привыкают. Во рту сгустки крови, которые Йосеф с отвращением выплёвывает. Ощупывает языком зубы: странно, все целы. А вот нос опять дико болит.

– Детка, ты где? – хрипло спрашивает Гайтан.

– Я тут! – отчаянно кричит Амелия где-то за его плечом. – Они меня закутали! Я описалась!

И она снова заливается слезами. Парень с трудом поворачивает голову: Амелия, завёрнутая в длинную рубаху и обвязанная рукавами, сидит на низкой то ли лавке, то ли откидной полке под зарешеченным оконцем. «Ну, знакомое место, – тяжело вздыхает Гайтан, оглядывая бетонный куб три на три с ведром в углу и запертой дверью. – Вчера я тут уже был».

– Ты не реви. Ща придёт отец Ксавье и всем им устроит эту… епитимью. Поговори со мной. Расскажи, чё случилось-то?

– Я проснулась, и меня завернули! – рыдает Амелия. – Никто не хотел меня слушать! И Ронни нет нигде! Я звала!

– Ронни я домой отправил, не плачь. Если твой приятель тебе друг, он приведёт помощь. Что в зоопарке-то случилось?

– Я мокрая!

– Да, блин! Потерпи, бывает! Я сраным пару раз просыпался, и ничё, жив. Давай, выкладывай, что у вас случилось.

– Мы гуляли, а потом звери начали кричать… Мне стало плохо.

– Ну, молодец. Сбежала из больницы, перепугала целое стадо чудовищ…

– Я не пугала! – От возмущения Амелия перестаёт реветь. – Они от радости кричали! Они звали нас! Спроси у Ронни, он скажет!

– Спрошу. Как выберемся отсюда – спрошу. Слышь, а давай петь? Чтобы этим за дверью было ещё паршивее, чем нам!

И они принимаются орать песни собственного сочинения – как можно громче и противнее. Их хватает на час, может, чуть больше. Амелия внезапно смолкает, сползает на пол, и её накрывает припадок.

– Хэлп! – кричит Гайтан, дёргая цепь, фиксирующую его за наручники к жёсткой койке. – Вашу мать, уроды, помогите! Ребёнку плохо! Люди вы или нет? Помогите! Сюда!

Время течёт медленно, ползёт по полу длинной тенью. Гайтан слышит, как за дверью ходят люди, но никто не собирается помогать Амелии. Он продолжает звать, дёргает цепь, упираясь ногой в раму кровати. Запястья становятся скользкими от крови, но цепь так и не поддаётся. Девочка бьётся на полу, лицо её синеет.

– Да помогите же! Слышите! Помогите! Она задохнётся! Освободите же её!..

В двери с грохотом что-то сдвигается, и она открывается. В тот же миг лопается в месте сварки каркас кровати, и Гайтан спиной вперёд падает на пол – под ноги Генри Дэвису и Ксавье Ланглу.

– Целы? Хвала Господу… – выдыхает священник, помогая Гайтану подняться.

– Отец Ланглу, Амелия… развяжите её скорее! Я ничем не смог помочь, не защитил…

– Молчи, – неожиданно резко обрывает его Дэвис. – Хорошо, что не смог. Ты даже не представляешь, насколько вы в дерьме, парень.

XII Ритуал

– Ещё раз спрашиваю: почему взбесились животные в зоопарке? Что ты сделала, прежде чем это началось?

Голос Дэвиса чёток и громок, тон резкий, каждая фраза – как удар. Амелия испуганно корчится на стуле посреди маленькой камеры, ёжится, словно от ветра и холода, кутается в выданную ей простыню. Она держится за руку Ксавье, которому позволили присутствовать на допросе при условии полного невмешательства, прячет лицо в широкую тёплую ладонь. Руки девочки мокрые и слабые, взгляд не фокусируется, на обращения к ней Амелия реагирует с трудом и далеко не сразу. Брезентовый ремень, которым она перехвачена поперёк груди, не даёт ей встать со стула, залезть к отцу Ксавье на руки, спрятаться.

– Амелия! Отвечай! – рявкает Дэвис.

– Прекратите орать, – ледяным тоном обращается к нему священник.

– Я не помню… – едва слышно шепчет девочка. – Я правда не помню…

– Вспомни! Кто был с тобой? Что ты делала?

– Дэвис, прекратите издеваться над ней! – требует Ксавье, заслоняя девочку собой. – Покажите мне закон, по которому вы имеете право задерживать маленького ребёнка, подвергать его допросу и запугиванию и оказывать давление на граждан другого государства. Я требую отпустить Амелию немедленно. И дайте же ей уже хотя бы кусочек хлеба или горсть земли, пусть слепит свою ящерку.

Дэвис смотрит на Ксавье как на полного идиота. Переводит взгляд на Амелию, обмякшую на спинке стула, тяжело дышащую и близкую к обмороку.

– Месье Ланглу, вы соображаете, о чём просите? Дать ведьме всё необходимое для ритуала?

– Я не ведьма, – всхлипывает Амелия. – Ведьмы страшные…

– Дэвис, я вас ударю, – гремит Ксавье. – И проломлю вам череп. Мне для этого ритуала ничего не нужно. Вы умом тронулись со своими ведьмами! Что за истерия в стране? Вы садист? Вам приятно смотреть, как страдает маленький ребёнок? Что вы такое себе позволяете?

– Ответит на вопросы – мы вернём её в больничный изолятор. До принятия решения его величеством по вашему случаю.