Одесса. Живая. Улыбка Бога

      Сил у Андрея, похоже, прибавилось, и он смог приоткрыть глаза, обозреть склонившегося над ним Новицкого, а затем, едва шевеля губами, выговорить:

      - Миша, где я? Что случилось?..

      - Командир! Ты шо, ничего не помнишь? - обеспокоенно спросил прапорщик.

      - Совещание у комбата... На нашей базе... Дальше - провал..., - с трудом прошептал Стрижев.

      - Ясно..., - протянул Новицкий, - да, дела... Короче, Васильевич, ранило тебя. В двух словах, мы после совещания в тот день опять на патрулирование вышли. Сперва улицы от мертвяков чистили, Ник Ник говорил, шо тогда шанс эпидемию локализовать ещё был. Живых по домам загоняли. А потом... Потом самолет на город в районе улицы Осипова упал, нашей главной управы на Еврейской как ни бывало... Там два квартала разнесло, погибших очень много было...

      Откуда-то донеслась ожесточенная стрельба. Прапорщик запнулся, подождал, пока она стихла и продолжил:

      - Мертвяки волнами по городу разошлись... Больницы ещё раньше зазомбировались со всеми врачами и пациентами. Васильевич, ты помнишь рекламный плакат водки на скоростной дороге напротив тюрьмы? Шо-то типа 'Посидим, как боги!'... Да это я так, навеяло... Никогда не мог понять, нафига почти в центре города находится полноценная колония с особо опасными преступниками... Так вот, зэки в тюрьме, как будто им кто-то помог, в то же время взбунтовались, охрану разоружили и на улицы вырвались. Танкистов у вокзала покрошили, тяжелую технику у них захватили. Тогда в городе хаос и начался... Беженцы, мародеры, зомби, отморозки, наркоманы, да и просто у многих крышу сорвало... Кое-где самые настоящие уличные бои начались. Комбат эвакуационные пункты определил. Нам торговый центр 'Афина' достался. Мы живых с ближайших улиц, кто сам из города уехать не мог, до 'Афины' и сопровождали. Немного мотострелков к нам прибилось, коллеги из Приморского райотдела, кто выжил, тоже к нам вышли... А потом какие-то нарки малолетние машину у нас увели. Пришлось пешком к 'Афине' пробиваться. И дошли бы, тут рукой подать было. Так нас прямо перед торговым центром из БТРа обстреляли... Оказалось, шо зэки его у вэвэшников захватили. Тебя, Васильевич, сразу в плечо конкретно приложило, и тут же из крупняка рикошетом по голове дало... Крови ты много потерял. Борменталь так и говорил, шо у тебя контузия сильная, от этого, видно, ты, командир, и не помнишь ничего... Наши этот долбанный БТР, конечно, спалили, РПГ в 'Афине' уже были. А потом застряли мы здесь. Помощь и транспорты так и не пришли, мертвяков сдерживаем, но тут ещё и мутанты появились... Такие твари, как мы в гостинице видели, помнишь?.. Комбат тоже с нами. Гражданских много. Мы сами, конечно, пробились бы, но не бросать же людей... Так пока и ждём чего-то... Комбат говорит, шо так не только в Одессе. Везде мертвяки атакуют, по всему миру паника и хаос... За границей, вроде, даже ядерной бомбой пытались один из городов выжечь. Людей спалили почём зря, а зараза дальше разошлась... Такие дела, командир... А ты то как, Васильевич?

      - Хреново мне, Миша, - еле выговорил Андрей и почувствовал, что вот-вот опять потеряет сознание, - никогда так плохо не было...

      - Держись, командир! - обеспокоенно сказал Новицкий, - щас Борменталь тебе шо-то вколет, полегчает..., - и прапорщик добавил куда-то в сторону, - давай, эскулап, быстрее!

      - Ша, Миша, не шуми..., - послышался голос Борменталя и его приближающиеся шаги.

      Стрижев прикрыл глаза. Боль опять охватила его тело и стремительно усиливалась. И, несмотря на это, Андрею очень хотелось задать ещё один вопрос. После того кошмара с вороном и зомби на Дерибасовской, старлею очень надо было знать. Где?.. Вернее, как сложилась судьба Чернова! Но через минуту бормотание медика сменилось уколом в руку, и Андрей уплыл в спасительное небытиё. В этот раз без кошмаров.

      Последующие возвращения в сознание давались Стрижеву нелегко. Казалось, он балансирует где-то на грани между жизнью и смертью, настолько Андрею было плохо. Тело совершенно не повиновалось, и только пульсирующая в груди и голове боль то и дело напоминала старлею, что он всё ещё жив.

      Кто-то периодически смачивал Стрижеву губы, менял холодную тряпку на его лбу, и тогда Андрей на короткий миг вырывался из жгучей и черной пустыни, и даже улавливал обрывки разговоров товарищей, которые, видимо, продолжали дежурить возле своего командира. Но сам старлей ничего сделать не мог. Ни говорить, ни даже открыть глаза. В те моменты, когда он возвращался, ему оставалось только слушать...