Одесская сага. Нэцах

Нюська зря ворчала. Вместе с ресторацией на Карла Маркса и стадионом «Динамо» открыли продовольственные и хлебные магазины, уже в июне запустили два трамвая и отремонтировали скважины подачи воды. Правда, самыми первыми после освобождения открыли почтовое отделение и авиасообщение с Москвой и Киевом. И Женя теперь каждый день с трепетом ждала новостей от Петьки и мамы.

Маков цвет

Боря все шел и шел в полузабытьи, голодный, с распахнутым, как у рыбы, ртом и треснувшими губами. Сумерки вдоль железнодорожной насыпи вытекали из-под ног длинными синеватыми пятнами, как будто кто-то во дворе на Мельницкой плеснул из ведра на плиты водой, и побежали к решетке темные сужающиеся пятна…

Вайнштейн, накренясь, со свистом выдыхая воздух, пытался догнать, наступить на край этого прохладного пятна, а потом тени растеклись Черным морем по степи, и он сбился с курса. За упавшей ночью Борька, плохо соображая от обезвоживания и усталости, давно отошел от рельсов и брел по степи, пока не рухнул без сил.

Проснулся от тычка сапогом в спину и спросонья выругался. Пинок повторился – Вайнштейн, придя в себя, резко вскочил, выдернув из потайного кармана выкидуху.

Перед ним, судя по одежде, был азиат в засаленном халате. Он стоял против солнца – лица не рассмотреть.

Первый обжигающий удар хлыстом выбил оружие из рук, второй – сбил ослабевшего Борьку с ног. «Узбек» присел, двинул Вайнштейна в ухо, так что тот выключился, перетянул ему руки и неожиданно легко закинул на низкорослую лошаденку. Борька болтался кулем на лошади и вспышками снова видел море. На этот раз невыносимо красное – маковые лепестки трепетали под порывами ветра, и было их до горизонта.

В полузабытьи он слышал какие-то голоса, один, начальственный, пробасил сипло:

– Скидай его пока что в кошару, не ровен час тиф или еще что, вон как губы-то обметало, сдается мне, лихоманка у него. Накажи стряпухе кормить с отдельной плошки и с другими не смешивать. Посмотрим, что да как, потом решим. Да развяжи ж его и напои вволю, видишь, совсем худо ему.

– Якши, хужайин (хорошо, хозяин), – ответил Борькин спаситель и, отведя лошадь в сторону, совершенно бесцеремонно скинул связанного Вайнштейна с коня на глинобитный пятачок перед сараем из прутьев, обмазанных обсыпающейся глиной.

Падение было очень болезненным, так как тело Борьки за долгую дорогу онемело, а связанные и потому занемевшие вконец руки и ноги не позволили хоть как-то смягчить удар о твердую площадку.

Он взвыл от боли и разразился такой долгой матерной тирадой, что в хозяйском дворе стих шум.

– Это кто ж там так затейливо маму и папу моего объездчика крестит и имеет направо и налево?.. – послышался тот же густой начальственный голос, в котором явно звучали веселые нотки. – Зря стараешься, гость дорогой, он все равно доброй половины слов твоих не понимает… Так что прибереги свой богатый запас до другого раза.

Но последней фразы Вайнштейн не услышал – он снова впал в забытье.

Очнулся он от того, что кто-то вливал ему в рот тонкой струйкой холодную воду. Жадно захлебываясь, он начал глотать живительную струю.

А потом, ощутив на лбу влажную ткань, снова отключился.

Сколько продолжалось путешествие в мир беспамятства, трудно сказать, много раз потом Борис вспоминал эти качели – холщовый холод на лбу, спасительная струйка холоднющей воды на растрескавшиеся губы – и опять забытье, и опять ткань – ручеек – сон…

Но как-то потихоньку болезнь отступила, и в один из дней Вайнштейн явственно стал слышать разговоры людей на улице и почти понимал, что происходит за плетеной стенкой его убежища.

Там шла обычная сельскохозяйственная жизнь – знакомые звуки однозначно подсказали, что рядом есть кузница, конюшня, и много людей постоянно что-то привозят и увозят.

Отгадка, кто чем занят и что происходит, пришла к нему сразу, как только он, шатаясь от слабости, попытался выйти из своего пристанища. Связки головок мака под навесами, множественные стеллажи и несколько огромных котлов с тлеющими под ними углями – вполне достаточно, чтобы оценить масштаб и ассортимент кустарного опийного производства.

Вайнштейн наркотой не барыжил – не дорос по молодухе, когда возможности были, но процесс еще по жирным двадцатым и первым крымским вояжам знал неплохо.

Он сразу заметил все просчеты в примитивной технологии и моментально прикинул процент потерь при таком корявом процессе выпаривания опия-сырца.

– Эх, село оно и есть село… Это ж сколько срубить на этом можно при должной очистке, а не этих казанах закопченных… Сумасшедшие же деньжищи!!! Да, пожалуй, даже выгоднее золота и камушков будет… – пробормотал он себе под нос. А в голове у него уже моментально выстроились возможные варианты и комбинации. Хищно улыбнувшись, Борька перечислил все свои козыри, что жизнь снова сдала ему: самое главное – жив и почти оклемался, объездчики на плантации не убили, лечили, кормят, значит, я зачем-то нужен им, в общем, еще побарахтаемся…

Через два дня его приодели в ношеный, но чистый халат и привели на прохладную веранду хозяйского дома.