Одесская сага. Нэцах

Вопреки местным обычаям, стол, за которым сидели четверо возрастных крепких бородатых мужиков славянской внешности, был на высоких ножках и овальной формы, перед ним три стула с высокими деревянными спинками и подлокотниками, четвертый – попроще, без подлокотников.

Для гостя моментально был поставлен такой же, без подлокотников, и последовало приглашение к столу.

Одновременно было подано нехитрое угощение и, после молитвы, произнесенной, как Вайнштейну показалось, с излишним пафосом, все приступили к трапезе.

Он, сдерживая себя с трудом, старался не хватать со стола, ведь точно знал, что к нему присматриваются, оценивают каждое его движение. Не укрылось от него и с каким вниманием смотрели все, как будет положено крестное знамение после молитвы хозяйской «Отче наш». Изучают – значит… просчитывают…

Мозг Бориса считал варианты, как в былые времена: трое примерно одногодки, бороды лопатой, черкески старенькие, но опрятные, серебряные газыри начищены, серьга в правом ухе – последний в роду, по казачьим обычаям. Да и морды, хоть и дубленные солнцем дочерна, но глаза вылиняло-голубые, да и бороды с рыжиной.

Четвертый же – явно чужак в этой компании, но очень близок, судя по положению за столом, хотя и не ровня. Одет опрятно, халат атласный, под ним вполне славянская косоворотка. То, что за стол общий посадили, так нет тут никакого почета – у казаков всегда и хозяева, и наемные работники, и гости за одним столом харчевались. Традиция такая…

Ладно, решил он, есть кое-какие козыри в руке, а пока поем вволю, там побазарим, и пойму, кто чем дышит..

Три чарки, как и положено, были выпиты, и стол моментально опустел, а потом в комнату вошли около десятка молодых мужичков и две явно местные старухи ну очень преклонного возраста, все в каких-то амулетах, с маленькими мешочками на поясе и с кучей непонятных украшений и спереди на одежде, и на спине. Им подали отдельные стулья и усадили в самом дальнем углу.

– Ну что ж, рассказывай, мил человек, кто ты, откуда и что тебе надо в наших краях? – раздался уже знакомый бас из-за стола.

– Да долго рассказывать, может, как-то другим разом? – спросил Борис.

– А мы не торопимся, да и тебе пока что некуда… Так что давай, по порядку, времени у нас хватает.

– Не торопитесь? Вот потому вы и деньги теряете, производство у вас – каменный век, всё надо менять… – начал было с места в карьер Вайнштейн, но на самом взлете его пламенной речи пресек обладатель густого баса:

– За то позже погутарим, ты отвечай на мой вопрос, а мы послушаем.

На веранде повисла тягостная пауза, все мужики дымили самокрутками нещадно, но привычного аромата конопли или еще чего Борис не учуял, что показалось ему странным. Как же так? У воды жить и не напиться? Непонятно…

И, махнув на все рукой, рассказал он все, начиная, правда, с татарского периода, став между делом братом того самого Юсуфа.

Рассказал, как в одночасье всех погрузили в вагоны и повезли неизвестно куда, как умирали от жажды и голода в вагоне, как подменил документы, как подкупил конвоира… И завершил словами, что, мол, остальное вам известно. И, помолчав чуток, снова заикнулся про то, какие возможности упускают его благодетели и спасители из-за своей дремучести, что надо все менять и переделывать…

И снова его вернул на землю голос старшего в этой компании:

– Ты, мил человек, ступай к себе, нам тут поговорить нужно промеж собою, завтра поутру продолжим, – Борису снова указали его место.

А на следующий день его пригласили уже в дом. В большом помещении с купеческой роскошью и хорошей ресторанной сервировкой был накрыт огромный стол, а вот собеседников нынче было всего трое – те самые, в черкесках с газырями, четвертого не было. Ну вот и хозяева нарисовались, моментально отметил Борис.

Последовало приглашение «отведать, что Бог послал», затем молитва и традиционные три рюмки. После того, как на стол подали медальный самовар, перешли к беседе, причем старший сразу обозначил:

– Ты рассказываешь нам все, что хотел сказать вчера, а мне пришлось не единожды дать тебе окорот, потому как не для всех твой рассказ нужен.

– Ну так для того, чтобы все наглядно показать и объяснить, я должен понимать, сколько чего собирается, сколько сырца, сколько чистого опия добывается…

– Не гони коней, паря, всему свой час, рассказывай по порядку, ежели чего не поймем, попросим, чтоб понятно растолковал.

Борису четко дали понять, что приглашение в дом – это отнюдь не признание его, а обычная осторожность умудренных житейским опытом людей. Вот тут и пришло понимание, что сейчас решается его судьба, и козырей у него снова нет. В такие моменты Вайнштейн всегда испытывал особое состояние подъема, цирковые называют его куражом, вот на этом кураже он и начал свое повествование, которое, как потом выяснится, стало для него не просто судьбоносным.