Одесский телефон

– Это я ему сказала: ставь здесь батареи, повесь там радиолу, и видите, как хорошо.

Все, все, все, все… Слишком много.

Такое количество идей тазепам не берет! Дормидрол в вену. Вену с артерией. Кровь вниз. От мозгов к заднице. И я и принимаю смелое решение заткнуться внутренне. Перестаю подключаться. Мысленно я в стороне. Ни Кремль, ни вас, моя радость, не успеваешь поцеловать в задницу, как там уже чей-то зад, кто-то уже целует.

И тут я с содроганием узнал о переводе государственного транспорта в частные руки без права пользования на местах, а вы в это время придумали хлорофилл и глазное дно. И сто раз предупредили о том, что вы предупреждали…

Простите, I don’t know. I go in Yugoslavia partizanen in the Bosnia and Gerzegovina.

Бесконечно целую и крепко жму ваше горло, моя последняя.

Ваш кутюрье по матери. Мишустик Первый.

Your boyfriend Michael.

Они сидели вдвоем

Они сидели вдвоем, и он не мог унять дрожь. И жутко смотрел, и вообще лепетал чушь. И она сказала:

– Я бы сделала все умней. Женщине нужно, чтобы красивый сорокалетний мужчина был совершенно недоступен, очевидно, во французских духах и что-то такое знал… Не обращал на нее внимания, чтобы он встретился «только по делу», чтобы они «только обсуждали деловой вопрос». А она будет сидеть в волнении: Господи, какой человек!

Не надо добиваться. Добиваются все, и если кто-то не добивается, то он дурак, но дрожь в руках сразу выдает и ставит в ряд всего человечества: «Ах, вот он какой, самый обычный, он влюбился, он гроша ломаного не стоит, тогда уже лучше тот молодой, шеф-повар из нового ресторана».

Если вы влюбились – никакого внимания, ну, если вас возьмут за руку, вы можете небрежно ответить пожатием, но тут же отнять: «Не надо, детка, я уже не в том возрасте», – и опять о делах. Для вас дело должно быть главным, пока она не одуреет. Тогда – все. Вот каким надо быть!

И он унял дрожь, и начал говорить о делах, и отодвинулся от нее далеко, и стал холодным. И она надела пальто, и он не мешал. И она ушла и больше никогда не позвонила…

И он до сих пор мучается вопросом: кто кого надул?

В супружеской жизни

В супружеской жизни самое неприятное – нестыковка во времени. Допустим, вы хотите ругаться, а она пошла спать. А вам надо. А вам просто надо: и время есть, и повод прекрасный. И не в кого все это. Все слова выстроились – не в кого запустить. На ваш крик: «Ты что, спишь?» нет ответа. «Ты чего это вдруг ночью спишь?»

Нет. Такая жена нам не нужна.

Для скандала надо брать темпераментную, плохоспящую, легко переходящую на визг, плач и тряску особь. Тогда вы всегда в хорошей форме: быстрый, чуткий, ускользающий, как молодая рысь. Ночами не спите, а лежите в углу на тряпке с высоко поднятой головой и прислушиваетесь.

Из-за вашей манеры уворачиваться практически кончились все чашки и тарелки. Это скандал музыкальный, все соседи подтвердят. Это скандал музыкальный, скандал-концерт, очень интересный со стороны. Вначале ваш низкий голос, там что-то типа: бу-бу-бу-бу-бу, затем вой, визг, плач, а-а, ба-бах, вступил сервиз – и тишина. Во второй части опять ваш живучий низкий голос – бу-бу-бу, нарастание, вой, визг, писк, трах – тишина.

В общем, такая жена бодрит и будоражит, но класса не дает.

Для завершения жизни нужно брать звезду скандала, мастера слова, холодную, злобную, умную, припечатывающую с двух слов и навсегда. Тогда визгом и плачем заходитесь вы, хватаетесь за стены, за таблетки, капаете мимо стакана и долгими отдельными ночами зализываете все, что можете достать.

Это высокий класс. Она действует не по поверхности, а калечит внутренние органы. И кликуху дает точную, на всю оставшуюся жизнь: «Эй ты, придурковатое ничтожество». Когда вы с ней под руку идете по улице, она с вами так и обращается, как раз перед встречей с друзьями. У вас через лицо проступает череп и уже на черепе проступает улыбка. «Решили подышать?» – спрашивают друзья. Как раз дышать вы не можете. Убить – да! Умереть – да! Все спрашивают: что с вами? И она спрашивает: что с вами? Отвечать некому – у вас звука нет.

Это настоящий, убыстряющий жизнь скандал. Между такими скандалами хороша любовь. Яростная, последняя, с потерей сознания, с перерывом на реанимацию. После чего она же подает на развод.

Ибо! Ах, ибо, ибо – женщину скандал не портит, а освежает. Она скандалит и живет. А вам крикнешь: «Чтоб ты подох!» – вы тут же исполняете.

Скрипка, вежливость и женщина

Очень скоро, если не уже, это случится!

Шатается целая империя.

Империя рейтинга, крестиков-ноликов и голых баб.

Десять лет без цензуры удовлетворяется тоска по душевному и блатному. «Наточите ножи и погасите свечи»[2].

Ляжки вместо пения. Фанера вместо музыки.

Слова вместо мыслей. Имена вместо тем.

Заканчивается борьба со смыслом.

Довели.

Теперь кричат – скрипку! Скрипку давай! Пусть играет – черт с ней!