Читаем Один полностью

Позвать Хеймдалля тотчас же не решился: во-первых, межвременье пропускало звуки лишь по своему усмотрению, а, во-вторых, Хеймдалль, страстный любитель посидеть с удочкой, убил бы на месте Локи, потревожившего его вторично. Признаваться же Хеймдаллю, что Локи потерял черный шар времени было и стыдно, и чревато неприятностями: шар мог найти смертный, которому в дела времени вмешиваться не положено. Хеймдалль, позови его ас, решил, что Локи, как обычно, шутит. Страж богов шутки понимал плохо, а Локи лишь поежился, представив, что может сделать Хеймдалль, рассерди его, как следует.

И тут Локи кожей почувствовал чье-то присутствие, хотя мог бы поклясться, что рядом нет ни единой живой души.

– Локи, ты нарушил за это время столько законов, что лучше бы тебе сразу, еще до появления на свет, приготовить смолистую вязанку для погребального костра!

Локи похолодел: такой противный пришептывающий голос был у единственного существа – повелительницы царства мертвых старухи Хелль. Впрочем, Хелль являлась и любом обличье. Старухой асы звали колдунью по привычке: сначала ведь была пустота, старшая сестра смерти, а потом уж появилось все остальное.

Сейчас Хелль предстала в облике пожилой женщины с натруженными руками. Из-под платка выбивались нечесаные пряди волос. Передник был густо покрыт жирными пятнами и присохшими рыбьими чешуйками.

– Ну, что тебя занесло в мои владения?

– Что?! – Локи поперхнулся: вот куда бы он точно не сунулся, хоть озолоти.

Туман, словно сорванный ветром полог, исчез. Локи и старуха стояли лицом к лицу у каменной створки, приоткрывавшей дорогу в царство мертвых. Вереск густо порос по склонам горы. Ветер сорил снежной трухой. Постанывал в расселинах. Старуха Хелль поглядывала выжидательно, постукивала о камень металлическим посохом, высекая искры.

Локи юлил глазами, подыскивая слова: не так-то просто разговаривать с собственной смертью. В щель попыталась просунуться чья-то душа – старуха погнала мертвого пинками и ударами посоха:

– Ишь, не сидится! – пригрозила.

Время от времени кое-кому удавалось из царства вечно спящих сбежать – тогда по Миргарду, миру людей, начинали бродить россказни о вампирах и летающих мертвецах, пока Хелль не загоняла беглую душу обратно в темноту ночи.

Локи попытался воспользоваться заминкой и улизнуть. Он почти выбежал из круга, за которым кончалась власть Хелль, как его остановил крик:

– А игрушку свою забрать не хочешь? Невольно ас оглянулся. Хелль, усмехаясь и дразнясь, вертела в руке черный шар.

– Где взяла? Отдай! – рванулся Локи.

– Мое царство и пресветлый Асгард всегда были добрыми соседями, – старуха спрятала шар за пазуху. – Но ты, Локи, позволяешь себе чересчур много. Теперь ты станешь моим, – ведьма помедлила, подбирая слово, – моим посохоносцем: на три дня и три земных ночи!

Локи растер ладонью грудь: он ожидал куда более тяжкого наказания.

– Я готов, моя госпожа! – отвечал ас, протянув руку к посоху.

И тут же пригнулся от непомерной тяжести. Швырнул посох на камни:

– Ты, что, ведьма, издеваешься?! Кому под силу таскать этот посох? – не сдержался Локи, дуя на пальцы. Посох, потянув к земле, сорвал с ладони кожу.

– Я так и думала, что ты ни на что не годен, ас Локи, – кивнула старуха, поднимая свое оружие. Откуда Локи было знать, что посох высвобождает людей от жизни, а что может быть тяжелее на свете, чем посох смерти?

– Шар отдашь? – на всякий случай спросил Локи, не очень-то на милость старухи уповая.

– Я подумаю! – старуха трижды ударила посохом о землю. Проваливаясь в устье горы, Локи еще расслышал: – А пока ты побудешь моим гостем!

«Хорошенькое гостеприимство», – буркнул Локи, очутившись в кромешной темноте на сырой земле.

Но ответа, как и следовало из надменного и скверного характера старушенции, не последовало.

Приходилось обживаться там, где волей Хелль очутился: Локи нашарил на земле несколько камней. На ощупь различил кремень и высек искры ударами камня о камень.

– Ситуация аховая! – Локи сидел в каменном мешке, лишь далеко вверху чернота, казалось, была чуть серее.

Если из межвременья можно было вернуться, можно было там и пропасть, то из царства мертвых Локи не слышал, чтобы кто-то возвращался живым.

Шел который час бесполезного сидения у каменной кладки. Хотелось есть, пить и спать одновременно.

– У, – погрозил Локи темноте, – попался бы я сюда мертвым, так хоть бы не одолевали нужды живых!

– У мертвых душ свои заботы, – Локи подскочил на месте: к его щеке, чуть осязаемая, прикоснулась бледно светящаяся точка. Локи выхватил кинжал, приготовившись драться. Точка каждым касанием оставляла на коже кровоточащие ранки, но от бесполезного размахивания кинжалом ловко увертывалась.

Насытившись, она отлетела с тихим вздохом.

– Прости, великий ас, – попросила. – Тебе от моих укусов вреда немного, а так приятно почувствовать горячую и живую кровь, словно снова жива!

Ранки и впрямь по сравнению с неприятностями, сыпавшимися в последнее время на аса, были мелочью, а польза от местного старожилы могла быть. Локи примирился, что его покусали безнаказанно. Спросил, размазывая по щеке кровь:

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Америка, Австралия и Океания
Америка, Австралия и Океания

Мифы и легенды народов мира — величайшее культурное наследие человечества, интерес к которому не угасает на протяжении многих столетий. И не только потому, что они сами по себе — шедевры человеческого гения, собранные и обобщенные многими поколениями великих поэтов, писателей, мыслителей. Знание этих легенд и мифов дает ключ к пониманию поэзии Гёте и Пушкина, драматургии Шекспира и Шиллера, живописи Рубенса и Тициана, Брюллова и Боттичелли. Настоящее издание — это попытка дать возможность читателю в наиболее полном, литературном изложении ознакомиться с историей и культурой многочисленных племен и народов, населявших в древности все континенты нашей планеты.В данный том вошли мифы, легенды и сказания американский индейцев, а также аборигенов Австралии и многочисленных племен, населяющих острова Тихого океана, которые принято называть Океанией.

Диего де Ланда , Кэтрин Лангло-Паркер , Николай Николаевич Непомнящий , Фридрих Ратцель

Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги