Один

Обязательно надо слушать его лекции, но только по западной литературе, в ней он, по-моему, гораздо больше понимает, и уж точно больше меня. А что он так сказал? А он, собственно, какого радикализма от них хотел, на какие баррикады? Это что, Галич, может быть, не сопротивлялся, да? Да и Визбор тоже сопротивлялся, просто он не пел ничего про начальство. Но он пел так, что люди становились от этого начальства независимыми. А уж говорить о несопротивлении, о непротивлении Высоцкого вообще смешно. Давайте сначала увидим примеры потрясающего сопротивления от Аствацатурова, а потом уже поймём, что он собственно считает сопротивлением. Но вообще я очень люблю Андрея, и это его высказывание считаю случайным.

«Когда к нам в Екатеринбург с лекцией?» Да зовите, ради бога. Просто я во второй половине ноября и в первой половине октября, наверное, не смогу это сделать, потому что у меня запланированы всякие другие поездки. Я с удовольствием приеду в Екатеринбург, тем более там мой друг Ройзман.

«Скажите пару слов о „Сказке о Тройке“. Какой вариант вам нравится больше?» Однозначно первый. Второй мне кажется испорченным. Бывает такое, когда автор сначала напишет, а потом начинает усовершенствовать. Мне не очень нравится «Сказка о Тройке». Там масса смешного, но я, понимаете, не люблю мрачных Стругацких. Мне и вторая часть «Улитки»… Ну, не вторая, а институтская. Я понимаю, что это очень сильно, но мне это не нравится, мне это неприятно читать.

«Каково Ваше мнение об Артуре Гиваргизове?» Вы четвёртый раз спрашиваете. Я уже сказал: я знаю только его детские стихи, и в них нет ничего особенного.

«В Вашей лекции „Ильф и Петров. Тайна третьего романа“ Вы выдвинули предположение о том, что одним из наследников Бендера как героя является Штирлиц из „Семнадцати мгновений весны“. Недавно узнал, что Гомиашвили (Бендер в фильме Гайдая) предлагался Семеновым в качестве кандидата на роль Штирлица. Занятно, не правда ли? Знали ли Вы об этом?»

Конечно, знал, но совершенно не это подтолкнуло меня к этой мысли. А подтолкнуло меня то, что большинство анекдотов о Штирлице вербальные, это юмор словесный. «В окно дуло. Штирлиц закрыл окно. Дуло исчезло», – мне это нравится. «Гестаповцы оставили машину на попа. „Бедный пастырь“, – подумал Штирлиц». Или: «Штирлиц выпал с четвёртого этажа и чудом зацепился за третий».

«Что Вы можете сказать о цикле романов „Государи Московские“ и о Дмитрии Михайловиче Балашове? Что вы думаете о теории пассионарности Гумилёва, на которую опирался Балашов?»

Теория пассионарности Гумилёва принадлежит к всеобщим теориям всего, которые сочинялись в русских тюрьмах и вообще в России времён репрессий, чтобы как-то объяснить происходящее. Она стоит в одном ряду с панинской «теорией пустот и густот» и с теорией Даниила Андреева, как мир устроен, в «Розе Мира». Это всё – блестящие художественные догадки. Это такая разветвлённая фантастика.

Теория пассионарности – это такое метаописание истории, когда всё, что не нравится автору, подгоняется под эту концепцию, но это не даёт причины. Космическое излучение какое-то рождает пассионарность, и вот эта схема с мячами, как бы полосующими карту, вот она такими косыми направленными движениями покоряет мир. Как гипотеза это блистательно, а как всеобщее объяснение… Почему-то получается, что Гумилёв всё время понимает под пассионарностью максимальную дикость, максимальную грубость, что пассионарен тот, для кого нет ничего человеческого. Мне это не очень нравится.

Цикл романов Дмитрия Михайловича Балашова кажется мне плохой литературой, хотя Дмитрий Михайлович Балашов, Царствие ему Небесное, был убит, принял мученическую смерть, и говорить о нём ничего плохого я не хочу, просто я не могу это читать.

«Прокомментируйте просьбу Кобзона». Рискну сказать, что мой идеал и женский, и человеческий в очень многих отношениях – Карина Орлова. И она очень хорошо написала. Но я не совсем согласен с тем, что она написала. Я считаю, что здесь, понимаете, надо воспитать милосердием – надо помочь Кобзону вылечиться. Может быть, он задумается.

_{НОВОСТИ}

Продолжаем программу «Один». Пока ещё немножко поотвечаем, потому что есть ряд важных вопросов, а потом перейдём к разговору о Ходасевиче.

«Недавно я прочёл „Иные песни“ Яцека Дукая. Книга не безупречная, но самая интересная и богатая на идеи из всего, что я читал за последние годы. Было бы интересно узнать ваше мнение».

Да, это выдающаяся книга, выдающаяся по своей абсолютной оригинальности. Она нелегко читается. И мне кажется, она могла бы быть лучше написана, она могла бы быть интереснее, но идея этой книги (чтобы не спойлерить, ничего говорить не буду), сам метод её написания делает её… Я не помню, ей, по-моему, лет пять-шесть уже, но как-то я не заметил большой рецепции в России. Но то, что она вышла – это очень хорошо.

«Почему Вы никогда не упоминаете Алданова? Мысль о том, что Вы его не читали, абсурдна».