Один

«Не известен ли вам хороший учебник по истории литературы?» Да, известен. Учебники для 10-11 классов Игоря Сухих представляются мне оптимальными. Полезно также читать Самуила Лурье. Льва Лурье тоже полезно читать. Но вот Сухих, мне кажется, полезнее всего.

Ещё один вопрос про Анну Каренину. В воскресенье будет лекция в Туле как раз, там съезжаются в Ясной Поляне, буду читать лекцию «„Анна Каренина“ как политический роман».

«Как попасть на лекцию про „Пикник на обочине“ в понедельник?» Зайти на сайт pryamaya.ru и там узнать. По-моему, билеты есть. Если нет – ну, подходите как-нибудь, скажите пароль, волшебное слово «Один», уж как-нибудь протащу. Да, это на Никитской, 47. Это не в порядке рекламы. Просто раз задан вопрос, я отвечаю.

Теперь поговорим немножко про Ходасевича, потому что не так много времени остаётся.

Видите ли, почему мне показалось важным сейчас взять и ответить на вопросы об этом писателе, об этом поэте удивительном? Мне очень приятно, что о нём попросили поговорить. Нет фигуры более актуальной, нет человека, которого бы я в русской литературе больше ненавидел и которому бы я больше сострадал. Я к нему отношусь немножко, как Честертон к Уайльду, про которого он сказал: «Ужаснее мыслей этого человека была только его судьба».

Я бы сказал, что, во-первых, Ходасевич – конечно, очень крупный поэт, безусловно. Конечно, с Маяковским он не сравним, поэтому его нападки на Маяковского мне кажутся довольно, как бы сказать, беззащитными. Но, с другой стороны, он это сделал не из-за зависти, он искренне считал себя гораздо лучше. Как и Сальери не мог отравить Моцарта, потому что искренне считал себя гораздо более талантливым композитором. Самомнение – лучшее лекарство от зависти.

Так вот, мне кажется, что Ходасевич сегодня небывало актуален, потому что Ходасевич с невероятной полнотой воплощает в русской литературе высокий снобизм – то, чего в ней очень мало. Сноб отличается от обычного человека, от обычного зазнайки, например, тем, что, что сноб плохо, как правило, живёт (и некрасиво, и безнравственно, и бедно) и прекрасно умирает, потому что не безразлично то, что о нём думают, он смотрит на себя со стороны.

Я абсолютно убеждён в том, что «Жизнь Клима Самгина» – это акт мести. Вся высокая литература, вся по-настоящему талантливая литература – это такой акт мести или, как сказал однажды Шендерович, это «такой наш бокс», дать миру сдачи. Акт мести со стороны Пушкина Раевскому – это «Евгений Онегин». Посмотрите, как гениально получилось. Конечно, гибель Ленского там автопортретна, автоэпитафия такая. Я, кстати, со слезами перечитывал шестую главу, когда лекцию читал. Абсолютно такой же акт мести – это «Жизнь Клима Самгина», лучший текст Горького.

Ходасевич – один из многих, с кем Горький порвал. Горький всегда рвал с людьми, потому что он им начинал благодетельствовать и требовал в ответ духовного рабства, а не все были на это готовы. Так вот, с Ходасевичем этот номер у него не сплясал. Ходасевич – единственный человек, который так порвал с Горьким, что оказался в выигрыше. Ну, конечно, пошла клевета, что якобы Ходасевича выгнали из горьковского дома за то, что он разбирал бумаги на горьковском столе без его ведома. Будберг, по-моему, это повторял. Это бред, конечно. Но Горький был очень сильно уязвлён. Ходасевич ушёл как победитель, хотя ушёл, в общем, в нищету, ушёл из приживалов. И, чтобы отомстить ему, он написал с него Самгина.

Самгин очень на Ходасевича похож: он умеет всем сказать гадость, в том числе людям гораздо более талантливым, чем он сам. Горький про Ходасевича сказал, что он всю жизнь проходил с несессером, делая вид, что это чемодан. Это жестоко сказано. Я не могу просто сказать, откуда точно, в каком-то из писем. Это точно сформулировано. Но при всём при этом в несессере Ходасевича лежали вещи более драгоценные, чем почти во всех тогдашних чемоданах.

Я много раз уже тоже повторял мысль о том, что писатель высвечивается, по-настоящему привлекает к себе внимание в огромной степени в зависимости от эпохи, когда эпоха наводит на него свой луч. Хлебников – один из многих городских сумасшедших. Скажем, он просто не был бы замечен, живи он в 80-е годы XIX века. Но эпоха навела на него свой луч – и он стал великим провозвестником новых времён. У нас были писатели тоже безумные и, может быть, не менее одарённые, чем Хлебников – например, лауреат «Премии Андрея Белого» Василий Филиппов, Царствие ему Небесное. Очень трагическая судьба, безумец, почти всё время провёл в психиатрической больнице. У него стихи очень похожие на хлебниковские – очень талантливые, очень странные. Но эпоха была хлебниковская, и в 1915 году он стал поэтическим лидером.