Один человек и один город

Раньше мне нравилось видеть разочарование и обиду в чужих глазах. Я чувствовал себя победителем, когда удавалось вот так же посадить на задницу реального или воображаемого противника. А что теперь? Где это наслаждение, греющее изнутри? Где удовлетворение от проделанного?

Никаких чувств. Все серо, буднично, скучно.

Я мог бы согласиться? Конечно. Мог бы сыграть в согласие, на крайний случай. Но зачем обманывать себя и других? Мне нет дела до пламенных идеалов Эсты.

– Всего хорошего, сеньор инспектор.

После искусственного освещения коридоров муниципалитета солнце ощущалось ярким, как никогда. Но все-таки не ярче, чем рубашка папаши Ллузи. С сегодняшнего дня – моего названного папаши.

– Один вопрос. Можно?

Что-то булькнуло во фляжке, отнятой от губ. Наверняка очередное забористое зелье.

– Один можно.

– Почему?

Расплавленный воздух не располагает к долгим разговорам, состоящим из множества звуков. Но главное, они и не нужны: жаркое солнце выжигает все лишнее, оставляя самую суть.

– Удивился?

Не то слово. Остолбенел. И пьяница это прекрасно видел.

– Да.

– У всего на свете есть причины.

– И какая была у тебя?

Он не стал торопиться с ответом. Сделал ещё один глоток, потом аккуратно завинтил крышку.

– Только не думай, что все это бескорыстно.

– Не стану.

– Ну вот и ответ.

Фелипе Ллузи оторвался от стены, на которую опирался, и медленно пошел прочь. В сторону Низины, как можно было предположить. Я двинулся следом, переваривая услышанное.

Поступок, продиктованный выгодой? Пусть. Это естественно и нормально. Тем более, бессеребренником мой нынешний «папа» не выглядел ни минуты, начиная с момента нашего знакомства. Рачительный хозяин, тащащий в дом все подряд? Хорошо. Но не это главное. Вовсе не это.

Решение было принято легко и быстро. Без раздумий. Потому что для горького пьяницы моё присутствие в доме, да ещё на условиях «родства» казалось удобным приобретением? Возможно. Но тогда получается, что в глазах семьи Линкольнов я вообще ничего не стоил.

– Можешь меня поздравить, Хэнк: я начал новую жизнь. По-настоящему новую. Даже имя сменил. И представь, даже обзавелся отцом. Самая большая мечта наконец-то сбылась. Теперь осталось то, что поменьше. Ты.

Конечно, он не отвечает. Слушает молча. А может, спит. Неважно. Все равно, лучшего собеседника я себе искать не хочу.

– Они живут изо всех сил, Хэнк. И живут заковыристо. Тот парень, который нам помог, знаешь, кем оказался? Работником муниципалитета. А дальше – больше. Он искренне хочет сделать мир лучше. Прямо как я пару лет назад. Только заходит с другого конца.

Ему виднее, наверное, Эстебану Норьеге. Ближе все то, что происходит на самом дне. Но из глубины слишком долго подниматься к свету: не успеет. Может, потому и вербует сторонников? Чтобы хоть кто-то из длинной очереди добрался до дверей божьей приемной?

– Это вызывает уважение. Правда. И немного жалость. Вот что, к примеру, мог бы сделать я нынешний? Да ничего. Никто и слушать не будет, кроме таких же неудачников. Знаю, ты скажешь: нельзя опускать руки. Согласен. Но у меня больше нет цели.

А может, никогда не было. Оглядываясь назад, вообще не понимаю, к чему стремился. Считал себя достойным? Подходящим? Готовым? Да. Но вот для чего именно? К тому же, люди вокруг, как выяснилось, были совершенно противоположного мнения.

– Все перепуталось, Хэнк. Потеряло смысл. Я даже не могу отомстить, потому что не знаю, что случилось. На тебя одна надежда, слышишь? Да-да, по-прежнему на тебя. Надеюсь, в общем. И хочу верить, что делаю это не напрасно. Кажется, должно быть ещё что-то… Третье из чувств. Не подскажешь, какое? А то я запамятовал. Хотя не надо, спи. И пусть тебе снятся лучшие сны, чем моя явь.

La Vida nueva [8]

Часть 2.1