Один человек и один город

– Хозито, малыш, я же не со зла. Я же перепугалась не меньше! Единственный сыночек вчера ещё ребенком был, а сегодня сам готов детей завести… Прости, прости, бога ради! Я больше ни разу, ни одного словечка…

– Ой, мама, смотри, если обманешь!

– Чем хочешь, поклянусь, Хозито! Чем только попросишь!

– Да ладно умолять… Хватит. Люди увидят, стыдно будет. Лучше скажи, что мне теперь с тобой делать?

– Так я тут посижу, подожду тебя.

– Нет, не пойдет. Не положено. Отправляйся лучше домой и… Погоди! А как ты вообще сюда добралась, с твоими больными ногами? Идти ведь надо дольше, чем ты можешь.

– Да что ты, почему дольше? Автобус совсем близко подъехал. Рукой подать до твоей работы.

– Автобус? Подъехал? Мама, а ты часом дедушкины сигары не трогала?

– Опять родной матери не веришь? Да что ж такое с миром случилось… Не придумываю я. И не мерещилось ничего. Он не хотел сюда ехать, тот, кто за рулем сидел. Но рядом оказался один молодой человек… Сказал что-то мудреное, и мы поехали. Туда, куда нужно было.

– Что ещё за молодой человек?

– Да вроде из наших. Из Низины. С такой же карточкой, как у меня. Только разговаривает по-другому. Как белые люди. Наверное, водитель потому его и послушался. Ой, так вот же он! Он что, с тобой тут работает?

Это чириканье могло продолжаться бесконечно, но раз уж разговор плавно приблизился к моей персоне, его следовало прервать. От греха подальше. Иначе не в меру наблюдательная женщина поделилась бы со своим сыном новыми, интересными и не слишком выгодными для меня подробностями.

– Вы уж простите, что я там, на улице, воды в рот набрала! Я ж не знала, что вы… Думала, раз строгий такой, так начальник или вроде того… Благодарствую, сеньор! И ты, Хозито, благодари, давай!

Ладони, которыми она обхватила мою руку, были гладкими и жесткими, как полированное дерево. Мозоль на мозоли.

– Позже, мама. Я тебя провожу сначала, а уж потом…

– Вы к нам заходите, сеньор! Вот Хозито девушку свою приведет, и вы заходите. Праздник будет!

– Мама!

Он почти крикнул. Но дальше, поперхнувшись собственной дерзостью, только прохрипел:

– Тебе пора. Правда, пора.

– Ухожу, ухожу, сынок. Я же все понимаю. Но вы, сеньор… Вы все-таки заходите!

Возвращался коротышка с таким мрачным выражением лица, что впору было искать укрытие. От неистового и праведного гнева. Однако поскольку наши весовые категории различались весьма существенно, я остался на месте. Глядя, как ко мне приближается грозовая туча, готовая разразиться…

– Не нужно было вмешиваться.

Надо же, всего лишь буркнул.

– Это моя мать и моё дело. Понятно?

Вполне. Я и не собирался вмешиваться. На разумных основаниях, имею в виду. Просто сработал инстинкт. Подсознательное стремление вернуть реку хаоса в русло порядка, как говорил психоаналитик, нанятый моей мамой. Когда Элена-Луиза ещё думала, что мне можно вправить мозги. Или надеялась, что доктор вынесет вердикт, подходящий для совершения оздоровительной поездки в тихое местечко с понятливым и исполнительным персоналом.

– Она сама виновата.

В том, что захотела повидать сына? Конечно. А вот во всем остальном вряд ли.

– Но… Спасибо.

– Да не за что.

– И если ты, в самом деле, хочешь прийти… Приходи. Я ещё не знаю точно, когда соберусь, но сразу скажу.

Семейный ужин под трескотню заботливой мамочки и благодарной женщины? Перспектива так себе. Несколько утомительная. И хотя на подобные предложения не принято отвечать отказом… Ладно, ближе к делу и посмотрим.

– Договорились.

– Только не думай, что это все меняет.

– Не буду.

И все же, изменения произошли. Случились несколькими минутами спустя, резко и основательно.

Если во время прошлой смены меня немного напрягало многозначительное молчание напарника, то сегодня я готов был заткнуть уши. Себе. А кое-кому – глотку, потому что словоохотливый Хозе оказался ещё намного несноснее Хозе-молчуна.

Я узнал кучу мелких и крупных подробностей из жизни коротышки. Семейной, общественной и личной. Конечно, с перекосом в последнюю. Особенно подробно описывались даже не отношения с кем-то или какие-то события, а мнение о них самого рассказчика. И сопутствующие душевные терзания. Пополам с жалобами. Дошло до того, что каждую остановку для копания в мусорных коробах я ждал, как манну небесную, ведь она обещала несколько минут блаженной тишины.

А к рассвету, на очередном витке уже с дюжину раз услышанной истории, вдруг подумалось: а я-то чем лучше? Точно так же висну на ушах Хэнка, по поводу и без. Вываливаю все, о чем думал. Наверняка, не лучшим образом действую на нервы человеку, который сейчас должен быть сосредоточен на своих ощущениях и целях, а не путаться в чужих.

И когда ноги привычно принесли меня к его постели, никакой беседы не состоялось. Была только тишина. С легким привкусом разочарования, потому что дом пустовал.

Нет, храп папаши Ллузи никуда не подевался. Доносился с прежним энтузиазмом. Но чего-то явно не хватало. И я, кажется, даже понял, чего именно, но в следующее мгновение уже крепко спал.

* * *