Один человек и один город

Этот бедняга словно набросок. Задали основные направления усилия, на глазок, условно, и потянули. Не каждое мышечное волокно по отдельности, а пучком, выворачивая конечности из суставов. Как будто кто-то боялся не успеть. И если бы вдруг не передумал, то вполне возможно, что водителя разорвало бы на…

– Помолись со мной! Кто бы ты ни был, помолись, прошу тебя!

Пробовали когда-нибудь выгнуть все пальцы в разные стороны, а потом попытаться ухватиться за чужую штанину? Вот и у Фуэнтеса не получилось. Только заставил меня дернуться от неожиданности.

– Помолись со мной!

Глаза его тоже смотрели, куда придется. В основном, внутрь черепа. Представляю, что там можно было разглядеть. И представляю, почему никто не спешил навещать больного.

– Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться, ибо многое может усиленная молитва праведного!

И с языком у него проблемы. Слова удается разобрать, но общее впечатление… Мрачное. Не приведи Господи, чтобы Хэнк однажды очнулся таким. Я его тогда сам убью. Чтобы не мучался.

– Помолись со мной!

Крюки, шарящие в воздухе. Бррр.

– Прошу тебя…

Все, насмотрелся. Прочь отсюда. Подальше. В коридор. Пред темные очи доктора Веги.

– Пришел полюбоваться на дело рук своих?

– Я уже говорил вам, что…

– Я помню. Да ладно, это шутка. Хотя смеяться, конечно, не над чем.

В антураже госпиталя он производил более внушительное впечатление. И уважения вызывал несоизмеримо больше, чем когда закуривал сомнительную сигаретку в темном доме папаши Ллузи.

– Пойдем, поболтаем, раз уж зашел. Не против?

Собственно, на это и рассчитывал, отправляясь в госпиталь. Хотя особо не надеялся выполнить все, что запланировал.

– Как голова?

Кабинет доктора располагался поблизости от палаты: весь путь не занял двух минут. А обстановка была ещё аскетичнее, чем в апартаментах сеньора Фуэнтеса. Хотя, так могло только казаться. Например, из-за закрытых стенных шкафов с непрозрачными дверцами и совершенно пустого процедурного стола.

– Все ещё на месте.

– Чувство юмора на месте точно, - он приоткрыл один из шкафов. – Извини, не приглашаю присесть: некуда.

– Ничего, постою.

– Как твой приятель?

– Который из?

– А вот злоупотреблять не стоит. Даже юмором.

Хлопнул дверцей, защелкивая замок. Размял в пальцах папиросу, скрученную явно не фабричным способом.

– По-прежнему. Выглядит чуть здоровее, если вы об этом. Но в сознание не приходит.

– Это не так уж плохо, кстати.

– Ага.

Помолчал. Поднес папиросу к лицу. Понюхал.

– Лучше так, чем…

– С ним произошло то же самое? С этим водителем?

– Я бы сказал, тебе виднее, - Вега оперся о стол. – Но да. Суть та же.

– Почему тогда результат другой?

– А вот это вопрос.

Он все-таки закурил, и по кабинету поплыл знакомый сладкий аромат.

– Трудность в том, что я пока не представляю, каким было воздействие. Отчасти похоже на последствия магнитной бури, но слишком узкая локализация. Точечная, можно сказать, а следовательно, и интенсивность превышает все разумные пределы. Просто зашкаливает.

– В природе такого не бывает?

– Да кто знает, что бывает и не бывает на этом свете? Я вижу впервые, вот и все.

– А ваши коллеги? Вы ведь наверняка консультировались с кем-нибудь?

– Соображаешь, - черты докторского лица начали умиротворенно расслабляться. – Спрашивал. Не прямо, конечно. Но думаю, результат все равно был бы тем же. Отрицательным.

– Неужели во всем мире никто и никогда…

– Насчет всего мира говорить не буду. Хотя шанс крайне маленький, да. Ничтожный.

– Значит, нет ни диагноза, ни методики лечения?

– Значит, нет.

Примерно то, что я ожидал услышать. И надеялся, что не прозвучит.

– Зато есть подопытный и куча времени.

– Хотите сказать…

– Я собираюсь попробовать. Пока только местное воздействие. Возьму списанный томограф и займусь. Может, что и получится. Ну а не получится, и ладно.

– Человеколюбиво звучит. Очень.

Вега затянулся папиросой. С видимым наслаждением.

– Врачи все немного сволочи, разве не знал? Бессердечные ублюдки. А если серьезно…

Он вдруг посмотрел мне прямо в глаза. На редкость ясным взглядом.

– Ты сам все видел. Я буду делать то, что могу и умею, не больше и не меньше. И буду молиться, чтобы кому-то из нас повезло: или мне, или пациенту. На выбор Господа.

Хотелось бы верить, что Он вообще собирается что-то выбирать. Из двух зол. А может, из миллиона?

Чем больше узнается, тем больше все запутывается. Можно верить в бога, можно отрицать его существование, однако бессмысленно спорить с тем, что умножение знаний умножает скорби земные. Пока горизонт возможностей закрыт туманом неведения, он широк. Велик. Необъятен. Но как только пелена начинает распадаться на отдельные струйки… Заканчивается все пошлым и примитивным тупиком. Стеной, в которую утыкаешься носом.

Даже боюсь представить, что чувствует тот несчастный. Судя по сумасшествию взгляда и голоса, ничего приятного в новоприобретенном облике точно нет. А уж полезного тем более. И печально думать, что исправить ситуацию способна только молитва.