Один день Христофора (СИ)

Я почти убедил следователя в том, что я безумен... он не дал ход доносу, в котором шла речь о заговоре и мятеже, и оказался в том же желтом доме у прудов, как и я, среди страдающих провалами памяти... я не мог вспомнить, кто я, следователь или обвиняемый... мы спали в одной палате и оба желали одного и того же: свободы и милосердия... не мы вызвали восстание и беспорядки в тюрьме... начальником мятежа был рядовой, вообразивший себя богом, остальные участники были случайно втянуты в драматические сцены и положения, и воплощали их как на сцене театра...

Всем правит судьба и случай...

При всей своей странности и противоречивости драма сохраняла правдоподобие и развлекала местное общество и даже доставляла наслаждение, впрочем, не выходящее за рамки дозволенного... правда, не обошлось и без подлых и злобных выходок надзирателей и местных авторитетов...

Следователь умел разбираться в людях, расставил их по местам, разделив на тех, кто поднимает спящих для мятежа, и тех, кто нужен был только для украшения сцены...

У каждого арестанта была своя роль, которую автор не слишком стеснял в действиях...

Мятеж закончился кровью, болью и слезами...

Несколько арестантов нашли в снегу с отмороженными ногами... им выразили свое сожаление, трупы обмыли, отпели и произнесли надгробную речь...

Следователь пришел в себя, снова стал следователем...

Тюремный театр процветал еще несколько лет и как-то удостоился визита примадонны...

Говорят, начальник тюрьмы на общем построении все еще сквозь зубы напевает одну из ее арий...

Что ж, это прекрасно... пусть напевает...

Для постановки мятежа использовали кое-какую бутафорию...

Чего автор драмы не мог сказать, он и не сказал, даже с его воображением и способностью маскироваться и угадывать финал...

Финал мятежа был жестоким... прежде чем окончательно погаснуть, он вспыхнул у дома власти...

Автор возвысился до руководящей роли в восстании... у него несомненно был талант военноначальника...

После нескольких стычек, мэр счел его достойным переговоров...

В последствие он постригся и заперся в келье монаха на острове...

Молва уверяла, что условия относительно участников мятежа не были соблюдены...

Это была первая эпидемия безумия и слухов, подталкиваемая явлением девы и ее пророчеств, которые лучше было бы оставить расплывчатыми, без изображения чувств и пафоса...

Но я увлекся и не заметил, что город стал удаляться и постепенно исчез из глаз, ушли и горы, уступами спускающиеся в море...

На одном из уступов я увидел очертания замка, от которого остались руины...

Вокруг только море и небо, облака... они плывут и плывут...

Чего я жду, что надеюсь увидеть за горизонтом?..

Сколько я не всматриваюсь вдаль, не вижу ни острова, ни монастыря...

Монах проник в мои мысли и Вика в ризах девы... даже непристойные вольности монаха, его издевательские насмешки над всем и вся не могут поколебать ее величия...

Не хочу думать о будущем, предрекать события... можно конечно строить различные предположения, догадки, умозаключения о перспективах того, что меня ждет, однако лучше послушать монаха...

Надо как-то оживить этот однообразный пейзаж...

Море уже внизу и оно удаляется... оно все дальше и дальше... постепенно оно исчезает из глаз... открывается второе небо, покоряющее некоей величавостью, за ним третье, его еще не разглядеть, оно как триумф...

Найду ли я там статую Философа, примадонну, ее замок... он уже будет восстановлен... воссозданы будут алтарь, потирная чаша, ступени...

Будет там и море...

Прибой исполнит какую-нибудь мелодию, чайки будут солистами...

В этой трехактной драме у них нет режиссера... или был, неявный, неощутимый?.. иначе воцарился бы хаос, тьма...

-- Философ, у меня еще есть время подумать об этом?..

-- Кажется, уже нет...

Вокруг одна тьма разумная, благородная... смутно ощущаю, что я в какой-то мере обязан ей, а не чьей-то прихоти или воле случая...

-- Философ, что ты обо всем этом думаешь?.. поделись...

-- Я лучше помолчу из осторожности... боюсь поколебать твое неустойчивое положение... впрочем, обвинять в этом некого...

-- Ну да... лучше убеждать и поощрять... и кое-что дорисовывать...

Последнее, что увидел Христофор, была гримаса на лице Философа, свидетельствующая, что он все еще человек и живет чувствами, воображением и преувеличенными ожиданиями...

ЭПИЛОГ

"Не умом Философ привлек меня, и не пустым обольщением покорила меня примадонна, не показным величием...

Чем же?..

Не знаю, чем привлекает взгляд звездное небо...

Правда, есть и такие люди, которые рождаются как бы с камнем вместо сердца и без души... с ними говоришь как со стеной...

Молчанию меня учил дядя Гомер...

Он же учил меня словам... он пел, я подпевал и деревья отзывались, а скалы танцевали... случалось и такое...

Когда дядя Гомер умер, моим воспитанием занялся Философ, в речах которого я нашел отголоски голоса дяди Гомера и некое устремление ввысь...

Я и не догадывался, что однажды проснусь писателем, и скорее огорчил, нежели обрадовал Философа, сообщив ему эту новость...