Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена

Глава XXI Иноземные культы: Кибела, Изида, Митра. Христиане глазами язычников

Сатурналии: обмен подарками на Новый год. Если бы наше посещение Рима удалось продлить по времени, мы смогли бы подробно остановиться на описании такого «религиозного праздника», как сатурналии, который длится семь дней и начинается 17 декабря. Когда весь город погружается в карнавальное веселье, а рабы на краткий и счастливый период надевают круглые войлочные шапки – символы свободы, могут вольно вести себя со своими хозяевами и не отказывать себе во всех видах проказ; все люди обмениваются со своими друзьями забавными подарками вроде тонких восковых свеч или терракоторых фигурок или же другими подарками, имеющими подлинную ценность, – салфетками, навощенными дощечками для письма и мисочками с засахаренными фруктами[382].

Более изысканным является последующий праздник – в январские календы (день Нового года), когда жители Рима наносят визиты сильным мира сего вплоть до императора, во время таких визитов они также обмениваются подарками, порой весьма дорогими[383]. Все это похоже на зимние праздники в других религиях и в более поздние эпохи.

Умножение восточных культов. Невозможно покинуть Рим времен Адриана, не бросив хотя бы беглый взгляд на нечто чрезвычайно заметное с самого начала нашего исследования плебейской улицы Меркурия – распространение иноземных верований и их храмов.

С большими сомнениями отцы-основатели Римской республики допустили появление анатолийских, сирийских и египетских культов в своем возлюбленном городе. Даже стихийные греческие ритуалы вызывали косые взгляды, а беспорядочные оргиастические обряды поклонений восточным богам в течение долгого времени представлялись чрезвычайно отталкивающими для горделивых строителей тогдашнего Содружества Наций. Но по мере упадка республики иноземные культы все больше и больше проникали в нее, а с возникновением империи все попытки противостоять им практически прекратились. Все, что могли сделать власти, – смотреть за тем, чтобы эти до определенной степени странные частные богослужения проводились достаточно скромно. Власти Рима никогда не позволяли справлять мерзкие кутежи в рощах Астарты, тем более – ужасные сожжения детей как жертвоприношения финикийскому Молоху.

Приверженцами этих восточных богов являлись не только выходцы с Востока, перебравшиеся в Рим. Новые религии привлекали многих людей старого доброго италийского происхождения, особенно женщин. Совершенно ясны и понятны причины этого явления: официальная римская религия представляла собой легалистическую религию, лишенную малейшей духовности. «Грех» понимался исключительно в смысле безрассудного нарушения контракта, понятия же «единение с Богом», «воссоединение с Богом», «потусторонний мир», «жизнь вечная» и тому подобные фразы совершенно неизвестны понтификам, авгурам или фламинам.

Интеллигентным личностям – тем, кто был против попыток стоицизма или эпикурейства раскрыть тайну существования, тем, чье сознание оказывалось разорвано, которые склонились перед тяжелой утратой или же пережили личное бедствие, – требовалась вера в нечто более высокое, чем скрупулезное выполнение ритуала приношения Марсу в качестве жертвы черного поросенка. Атеизм не мог долго удовлетворять потребности человека в познании – и восточные религии, с их любовью к мистическому, с их страстным желанием к сверхъестественному объяснению человеческих проблем, в результате втягивали в ряды своих верующих тысячи неофитов. Некоторые из них были в высшей степени невежественны и доверчивы. Другие же обладали весьма солидным образованием и располагали средствами, они могли обратить сирийский или египетский жаргон в элегантные мифы Платона и видели за порой неуклюжим восточным ритуалом духовние аллегории, которые некогда изумляли древний Мемфис или Тир.

Культ обожествленных императоров. Имперское правительство, поддерживая тенденцию умножения различных культов, создало новый и весьма важный культ – «обожествленных императоров». Цезарь Август был чересчур рассудительным и прозаичным италиком, чтобы разрешить поклоняться себе как действительному божеству в своей родной стране; но он не воспрепятствовал выходцам с Востока (привыкших поклоняться каждому сколько-нибудь успешному монарху как «богу») воздвигнуть алтарь в его честь. Император оказался весьма доволен и тем, что его приемный отец Юлий Цезарь был официально обожествлен в Риме, а затем и сам принял почести, полагающиеся ему как сыну «божественного Юлия».