Читаем Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена полностью

Расстановка лож и расположение гостей. Пришедшие на обед, облаченные в свободные и яркие synthesis или в другие праздничные одежды, предвкушали веселое времяпрепровождение и с охотой следовали указаниям важного nomenclater, красивого и опытного раба хозяина дома, который указывал каждому из гостей его место на том или ином ложе. Это распределение пирующих являлось чрезвычайно важным моментом всего мероприятия. Какие социальные поединки рождались из-за грубых ошибок, сделанных при этом! Так, если среди гостей оказывался общественный деятель, обладавший правом занимать определенное почетное место даже во время обеда, и ему вдруг предоставлялось место обычного гостя, то это могло привести даже к судебному разбирательству[91]. Три ложа для пирующих были установлены с трех сторон от стола с яствами, а четвертая оставалась свободной для перемены блюд. Если считать с этой открытой стороны, то правое ложе расценивалось как первое (summus), за ним следовало среднее (medius) и, наконец, левое (imus).

Самым почетным из всех мест являлось третье на среднем ложе, называвшееся «консульской почтой»[92], и именно сюда, разумеется, препроводили Манлия. Кальв согласно обычаю занял место хозяина дома, на третьем ложе – ближайшем к самому почетному гостю. Распределение остальных мест оказалось делом большого искусства, и мир за столом был сохранен тем, что двух будущих спутников Манлия в Африку разместили на среднем ложе рядом с ним, а молодому всаднику Непосу (самому юному из всей компании) отвели место у внешнего края третьего ложа. Таким образом, все девятеро расположились в триклинии несколько нетрадиционно и тут же начали оживленно обсуждать новых наездников в цирке, тогда как группа мальчиков-рабов, полуобнаженных, но с напомаженными и завитыми волосами, принялась обносить гостей серебряными чашами с водой, держа наготове полотенца из тонкой ткани – для омывания и вытирания рук[93]. После окончания этой церемонии высокий приближенный слуга, стоявший у двери, кивком подал Кальву знак, означавший, что старший повар доложил о полной готовности, и хозяин же кивнул в ответ. Обед начался.


Девять гостей в триклинии


Подача обеда. Организатор застолья намеревался только устроить солидный и общепринятый обед для компании степенных людей, так что он проходил в обычном порядке без эпикурейской утонченности или безудержной попойки как его апогея. Никакой скатерти не было; мальчики, накрывавшие на стол, бегали в кухню и обратно, расставляя на чудесной полированной поверхности стола перед гостями первую перемену блюд, gustatio, призванную возбудить аппетит обедавших. На серебряных блюдах подали крабов нескольких сортов, салаты, грибы, а также яйца. Гости ели без вилок, умело обходясь собственными пальцами. Одновременно принесли серебряные чаши с тонкой гравировкой, наполненные сладким мульсумом, должным образом разбавленным водой, чтобы вино не замутняло интеллект. После подали собственно обед.


Римские сервировочные вилки


Во время по-настоящему изысканного пиршества обычно подавалось шесть или даже семь перемен основных кушаний, но Кальв дал распоряжение старшему повару приготовить всего только три традиционных блюда – из последовательно искусно приготовленных мяса и рыбы с соответствующими гарнирами из овощей, но без новомодных редкостей, вроде тетеревов из Фригии или осетров с Родоса. Честь дома, однако, требовала, чтобы каждое кушанье было красиво расположено на отдельном блюде, вносилось на подносе особым рабом, structor, истинным художником, который одновременно еще являлся бы и мастером, разрезавшим зажаренного кабана на глазах обедавших, а их слух при этом услаждали бы флейтистки. Тот факт, что одному и тому же слуге поручалось и оформлять кушанье на блюде, и разрезать его на порции, свидетельствовал о том, что Кальв принадлежал к наименее хвастливым сенаторам и предпочитал не кичиться своим состоянием.

После каждой перемены блюд гостей снова обносили водой и полотенцами, чтобы те сполоснули руки. Наконец, на десерт было подано очень много удивительных изделий из теста – искусственных устриц и дроздов, наполненных сушеным виноградом и миндалем, а посреди стола поставили большое блюдо с изображением, выполненным из печеного теста бога садов Вертумна, державшего в подоле своего передника массу фруктов, тогда как ноги его утопали в сладкой айве, фаршированной миндалем, и арбузах, нарезанных фантастическими фигурами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука