Саушка вздрогнула, выбросила струю сизого дыма, который быстро заполнил двор прозрачными, неторопливыми в жарком безветрии клубами. В эти клубы и нырнула девушка, перебежав улицу за замыкавшей колонну обеспечения кухней…
Опять пыль и газолевая сажа в лицо. Только на этот раз лишь матерчатый козырек кепи защищает от солнца. А мгновенно раскалившаяся сталь обжигает пальцы.
— Радек, не зевай! И не дергай так! — собственный голос двоится, крошится помехами в наушниках.
Внизу Помник, спрятавшийся от солнца за броней, шипит от боли — ощутимо приложился плечом, когда самоходка, выскочив на взлобье посреди деревни, резко подвернула влево.
Кольнула случайная мысль: «Сало расплавится в этой печке!» А взор разом охватил открывшийся простор. «Красиво!»
Улица, одна из двух, плавно забирала к полудню, спускаясь к широкой, ярко-зеленой пойменной низине. В этой зелени серебрилась, сверкала река, через которую перекинулся длинный деревянный мост. А за ними горбился лесистыми холмами высокий правый берег, по которому протянулась пыльной лентой дорога к станции.
— Радек! На мост заезжаешь только по команде!
— Да, командир…
Обочь переправы, чуть накренившись в сточной канаве, застыл подбитый легкий танк. На его цилиндрической башне, обняв одной рукой направленный в зенит пулемет, устроился кто-то из экипажа. Вертел головой, глядя на заезжающие на деревянный настил грузовики. Вот тут, рядышком, самоходки и встали, дожидаясь окончания переправы автоколонны.
— В жалюзи попали, — Помник рассмотрел повреждения танка.
Вешка кивнула. Ее больше занимали две глубокие борозды на башне. Снаряды авиапушки только царапнули, но не пробили броню.
— Комбат пошел! — опять подал голос заряжающий.
— Стоим! — и на всякий случай повторила в ПУ: — Стоим…
И только, когда самоходки перед ней оказались на другом берегу, «сделала ручкой» ревниво-завистливому взгляду танкиста поврежденной «шестерки» и опять прижала ларингофон к шее:
— Давай, Радек. Не торопись. Аккуратно. Но и не мешкай, мост широкий.
— Сделаю, командир!
Под гусеницами гулко отозвалось дерево. А за холмом правого берега, там, где скрылись переправившиеся первыми танки, вдруг часто застучали пушки.
Часть 2
— Преимущество будет на той стороне, которая первой обнаружит противника… — губы сами шепчут строчку Устава. Сухо. Шершаво. Глаза режет от напряжения и пота — не задерживают ни брови, ни слипшиеся ресницы.
Впереди, в прорехах маскирующих ветвей, выбеленная солнцем грунтовка. Сразу за ней клин убранного поля ёжится рыжим остьём. Шагов через двести насыпь тракта. «Шоссе,» — вспоминает Вешка новое название капитальной дороги… За шоссе такое же рыжее пустое поле до самого леса. В котором они должны были сосредоточиться после похода.
Сейчас этот лес чужой. К нему тянутся и не дотягиваются ленты следов от двух гусеничных транспортеров. Машины сломанными коробками замерли на стерне. Но десант успел добежать до опушки.
— Хорошо горит, — каркает в ухо Мушков.
Из недоехавших до леса транспортеров только один скупо коптит. Но на насыпи тракта похожая на гроб машина полыхает вовсю — багровое дымное пламя плещется над отвалившимся бортом, стекает на гусеницы, с белыми вспышками пожирает обрезиненные катки. Рядом слепо задрала ствол разбитая противотанковая пушка. Вокруг нее лежит кучами тряпья расчет. Эти убегать не стали, успели отцепить орудие и развернуть его. И подбить одну «шестерку»… Или это сделал завалившийся в кювет транспортер с зениткой-автоматом…
— Помник, не отвлекайся. Горит и горит… — голос сухой, опять дерет горло. Вешка оглядывается на легкий танк, застывший шагах в сорока влево по грунтовке. Неподвижный, с закрытыми люками. А за ним, фоном, выгибается холм с пестрыми крышами станции. Там еще бухают взрывы, хлестко, со звоном бьют танковые пушки, трещат сухими ветками выстрелы винтовок, швейными машинками молотят пулеметы. Там бой.
А здесь пустота. Затаившаяся.
Справа зашуршали ветки кустов — девушка в миг облилась холодным потом. «Ну, Радек, я тебе!»
— Помник, будешь отвлекаться, я тебе ноги оторву… — негромко подал голос Земелов, подойдя вплотную к самоходке. — Командир.
— Почему покинул пост?! — яростью свело челюсти, и слова едва пробились сквозь зубы.
— Предупредить пришел. Комбат идет…
Мушков, глянув на нее, быстро развернулся в свой сектор наблюдения — вправо. А излишне самостоятельный мехвод опять зашуршал ветвями, возвращаясь на свое место.
Плещев шел не один. Настороженные уши различили приглушенный голос комбата. Потом кто-то шумно, ломясь через заросли, потопал вниз к реке. Вслед ему прозвучало короткое слово.
Вешка, стараясь не задевать ветки над головой, перевалилась через борт башни. В последний миг удержала тело, и стук подошв о крышку моторного отделения вышел совсем тихим.
— Сумку дай, — шепнула заряжающему. И уже перекинув ремень через голову, спрыгнула на землю за кормой машины.