Один год

- А? - спрашивал Вася. - Верно, как вы считаете? Психологически правильно? А?

Василий Никандрович Окошкин - он же Васька - возник в жизни Лапшина давно. Как-то ему доложили, что его желает видеть какой-то мальчик по неотложному делу. Лапшин оторвал взгляд от протокола допроса, подумал и переспросил:

- Какой такой мальчик?

- Ну, мальчик, товарищ начальник. Так вроде бы приличный...

Приличный мальчик сел в предложенное ему кресло и, страшно побагровев, сказал, что желает работать в органах уголовного розыска. Сейчас он заканчивает учебу в школе и параллельно изучает в тире стрельбу, а также с одним частным лицом (Васька тогда утаил, что частным лицом был его дружок, по кличке "Гаврош") изучает джиу-джитсу. Он недурной велосипедист, неплохо плавает, знаком с химией в пределах, необходимых для работы в розыске. Судебную медицину, правда, знает только теоретически...

Здесь, под взглядом Лапшина, мальчик вдруг словно бы скис.

- Пир... Пил... Пинкертона читал? - спросил Лапшин. Ему с трудом сразу давалось это слово.

- Читал! - кивнул Окошкин.

- И Шерлока читал?

- Читал. И читал про вас, товарищ Лапшин, в "Красной вечерней газете", как вы...

- Да, Пиркентон... - задумчиво произнес Лапшин. - И Шерлок... Играл на скрипке. Трубку курил. "Положите бумаги на солнечные часы". Его друг Ватсон...

- Доктор Ватсон, - поправил Окошкин почтительно. - Знаменитый, который в истории обряда дома Мейсгревов...

Лапшин серьезно, без усмешки, смотрел на мальчика. Тот напомнил ему пять зернышек апельсина, пляшущих человечков, собаку Баскервилей и высказал свое суждение о дедукции в сыскном деле.

- Вы разве не согласны со мной? - спросил наконец мальчик.

Лапшин молчал.

- Конечно, я понимаю, что Шерлок Холмс защищал интересы правящих классов, - горячась и опять краснея, заговорил Окошкин, - но тем не менее мы не можем игнорировать его метод. Дедукция - такой способ...

- Ты вот что, друг, - перебил Лапшин, - ты, сделай одолжение, закончи сначала школу. Начнут у тебя усы прорезываться, бороденка, заговоришь побасистее, побреешься, пиркентонов своих закинешь на шкаф. Тогда и подумаешь, как тебе быть, куда идти, куда заворачивать. А сейчас мало ли... еще в пожарные захочешь пойти, и в летчики, и в моряки... У нас ведь тут дело трудное, скучное... Например, скажу я тебе... чердачная кража. Украли у дворничихи две простыни, споднее тоже украли, юбку... Вот и ищем. Трудящийся человек, надо отдать вещички...

- Разумеется, - подтвердил Окошкин. - Дактилоскопия, привлекаются служебные собаки...

- Вот придешь работать - тогда увидишь.

Мальчик ушел расстроенный. А через шесть лет, когда в милицию прибыло пополнение по мобилизации комсомола, Лапшин узнал в одном из новичков того самого мальчика, которому советовал "закинуть пиркентонов на шкаф". Юноша трудился неумело, но старательно и даже страстно, и вскоре Лапшин взял его в свою бригаду. Внимательно приглядываясь к Окошкину, Иван Михайлович решил про себя, что у Василия Никандровича горячее сердце и чистые руки, не хватает же ему холодного ума, а именно три этих слагаемых, по формуле Дзержинского, и составляют настоящего чекиста. "Наживет со временем и ум, думал Лапшин, - а вот с горячим сердцем, пожалуй, надо родиться".

В первой же серьезной перепалке Окошкин показал себя человеком далеко не трусливым, хотя и изрядно бестолковым, за что и получил соответствующее внушение.

- Лезть под пулю ума не требуется, - говорил Лапшин багрово-красному Василию, - а вы сунулись, даже не предполагая, что вам окажут вооруженное сопротивление...

- Я не мыслю себе... - начал было Окошкин.

- Мыслят мыслители, - сурово сказал Лапшин, - а толковому оперативному работнику надо соображать. Идите.

Окошкин ушел. Тупо-сухие звуки пистолетной пальбы еще не забылись ему. И то, как повис он на руке бандита, и то, как оба они упали на вонючий асфальт, и то, как блеснул нож, - все это произошло так недавно, всего два часа назад, и никто не поблагодарил Василия, никто не пожал ему руку "коротко и сильно", как бывает это в книгах, никто не призвал брать пример с мужественного и скромного комсомольца товарища Окошкина. Ничего себе угодил он в коллективчик! И ухо саднило - бандит в драке больно его укусил.

В санчасти к укушенному уху отнеслись тоже довольно бездушно. Намазали йодом и заявили, что все в порядке.

- А если у меня хрящ перекушен и теперь ухо повиснет, как у сеттера? спросил Окошкин.

- Не повиснет! - таков был ответ.

То, что Лапшин сказал Окошкину насчет мыслителей, было уже откуда-то известно в бригаде, и старший оперуполномоченный Бочков теперь часто говорил Василию:

- Вы мыслите так, а я рассуждаю иначе.

Раза два в неделю Иван Михайлович спрашивал:

- Ну как, Окошкин? Отыскались чемоданы?

- Вот, ищу, товарищ начальник.

- А собаки? А дактилоскопия? А дедуктивный метод.

- Так какие же собаки? Она заявление написала через восемь дней после кражи. Поразительная, должен отметить, несознательность. Мы тут тоже не боги, мы люди...

- Да ну? - удивлялся Лапшин, уходя к себе.