Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Предполагаю (а Шекспир так закручивает сюжет, что остается лишь догадываться), впервые у Орландо закрадывается мысль о том, что перед ним переодетая в мужское платье Розалинда, когда Ганимед в шутку подает ему руку и просит Селию выступить в роли священника и обвенчать их с Орландо (IV, 1). В спектакле это намного понятнее, чем при чтении пьесы, — как только Орландо берет Ганимеда за руку, ему становится понятно, что перед ним девушка, и потому он дает согласие на брак, говоря Селии: «Пожалуйста, повенчайте нас!» Игра зашла слишком далеко, и Селия чувствует себя неловко. Зрители Глобуса понимали, что Орландо просит Селию об обручении или официальной помолвке, и потому она решительно отказывается: «Я не знаю, какие слова говорить». Она не соглашается, так как, по правде говоря, сама немножко влюблена в Ганимеда. Но Ганимед настаивает: «Ты должна начать: „Берете ли вы, Орландо…“». Наконец Селия уступает его просьбам и произносит заветные слова: «Берете ли вы, Орландо, в жены эту девушку, Розалинду?». На что Орландо говорит: «Возьму», но фраза в будущем времени не удовлетворяет Розалинду, и она переспрашивает: «Да, но когда?» Орландо еще раз уклоняется от прямого ответа: «Хоть сейчас: как только она нас повенчает». Розалинде этого мало. Современники Шекспира хорошо понимали разницу между «Беру» и «Возьму» (для юристов елизаветинского времени первое означало sponsalia per verba de praesenti, a второе — sponsalia per verba de futuro, то есть соглашение менее обязательного характера, так как речь идет о неопределенном будущем). Розалинда настаивает на своем, она хочет удостовериться, твердо ли юноша намерен жениться: «Тогда вы должны сказать: „Беру тебя в жены, Розалинда“». Орландо знает, что делает; ему понятна разница между шутливым намерением и серьезным, и потому, взяв ее руку в свою, он повторяет слова, которые навсегда соединят их: «Беру тебя в жены, Розалинда» (IV, 1). Пожалуй, ни в одной другой пьесе, кроме этой, Шекспир не показывает зрителям обручение героев прямо на сцене. Хотя в финале «Много шума из ничего» и появляется священник, он, подобно брату Лоренцо в «Ромео и Джульетте», для совершения обряда приглашает влюбленных и гостей в часовню («И все за мной последуйте в часовню», V, 4; перевод Т. Щепкиной-Куперник). Поскольку священные обряды, в том числе, и брак, дозволялось совершать только в церкви (а, следовательно, их никогда не показывали на сцене), елизаветинцы, наверное, были под впечатлением от этой сцены в «Как вам это понравится». Теперь у Розалинды и Орландо уже нет пути назад.

Даже после счастливого воссоединения они продолжают обманывать друг друга. Розалинда все еще притворяется Ганимедом, а Орландо делает вид, что ничего не понимает. Правда, Орландо не всегда это удается, и он все-таки проговаривается. Во второй сцене V акта он говорит своему брату, увидев Ганимеда: «…сюда идет моя Розалинда». Оливер тоже обо всем догадался — он прекрасно помнил, насколько Ганимед был взволнован рассказом о том, как Орландо боролся со львом (IV, 3). Поэтому, когда Ганимед говорит Оливеру: «Храни вас бог, брат мой», Оливер отвечает: «И вас, прекрасная сестра» (V, 2). Далее страсти накаляются как никогда. На двойственный вопрос Ганимеда о том, может ли он завтра заменить Розалинду (выражение «serve your turn» имеет также скрытый вульгарно-сниженный подтекст — «удовлетворить физическое желание»), Орландо твердо отвечает: «Я не могу больше жить воображением!» Теперь они готовы разделить ложе любви. Когда в конце пьесы Розалинда во всем признается, мы не испытываем такого удовлетворения, как обычно, — Орландо совсем не удивлен и даже не вспоминает про Ганимеда: «Коль верить мне глазам, вы — Розалинда!» Оселок ведь уже сказал нам о том, что истинные влюбленные, как и лучшие наши поэты, — лжецы: «потому что самая правдивая поэзия — самый большой вымысел, а все влюбленные — поэты, и, значит, все, все их любовные клятвы в стихах — чистейший вымысел» (III, 3). Это квинтэссенция не только сонета 138 («Когда она клянется, что верна, / Я верю ей, хоть знаю — ложно это»), но и пьесы «Как вам это понравится».

Для своей комедии Шекспир не только усовершенствовал сюжет Лоджа, но и переосмыслил два собственных более ранних произведения любовного характера — «Ромео и Джульетту» и «Бесплодные усилия любви»; в обоих есть героиня по имени Розалинда или Розалина. Сделав шаг вперед, Шекспир все время оглядывается назад. В обеих пьесах Розалинда, недосягаемая дама, разбивает сердце влюбленного поэта. В «Ромео и Джульетте» о ней много говорят, но она ни разу не появляется на сцене. Влюбленность Ромео в девушку, которую мы ни разу не видим рядом с ним и которая даже не знает о его существовании, — предмет постоянных насмешек острослова Меркуцио, высокопарности предпочитающего низкие шуточки, ибо он не в силах выносить бессмысленные любовные излияния Ромео в духе Петрарки: