21 августа Эссекс собрал военный совет: на нем Саутгемптон и младшие офицеры заявили о нецелесообразности ольстерской кампании, назвав это полным безумием. Армия совсем пала духом: «Наши бедные солдаты столь потрясены последними несчастьями и столь боятся похода на север, что готовы разбежаться на все четыре стороны. Ирландцы [воевавшие на нашей стороне] массово переходят на сторону повстанцев… либо отказываются воевать, притворясь больными». Рыцари Эссекса все чаще тайком бежали в Англию. Граф впал в отчаяние и безостановочно жаловался на судьбу. Он писал королеве: «…какой службы Ваше Величество может ожидать от человека, если он поглощен собственным горем, душа его томится и скорбит, а сердце разрывается на части от гнева; человека, ненавидящего самого себя и свою собственную жизнь?» Елизавета постоянно и во всеуслышание оскорбляла Эссекса. Фрэнсис Бэкон, услышав, как королева бранит Эссекса в очередной раз, записал, что она назвала его поведение в Ирландии «неразумным, безрассудным, высокомерным и даже корыстным». После смерти лорда-казначея Берли, ее мудрого советника, двор разделился на фракции — не осталось никого, кто мог бы увещевать королеву или остановить стремительный поток их с Эссексом взаимных обвинений.
После безжалостных нападок королевы Эссексу ничего не оставалось как атаковать Тирона, хотя силы были неравны. Эссекс собрал всех солдат, что были в состоянии воевать, — у него оставалось 3200 пехотинцев и 360 кавалеристов. Армия противника превосходила английскую в два раза. Долгожданная Ольстерская кампания длилась чуть меньше двух недель. Вряд ли англичане продержались бы сильно дольше — запасов еды им могло хватить лишь на три недели. Теперь ирландцам нечего было опасаться армии Клиффорда, которая могла бы атаковать с фланга, — на севере или на западе. Если Эссекс необдуманно дойдет до городка Каван, армия Тирона легко проскользнет мимо него и вторгнется в Дублин. Казалось, сама природа вступала с Тироном в сговор — «влажность такая, что не видно ни зги». Ирландцы знали о каждом шаге Эссекса, сами же они избегали открытого столкновения с армией Эссекса, отказываясь принять бой.
Тогда граф решил вызвать Тирона на поединок, воззвав к чувству рыцарского долга. Это была его последняя надежда: «Встретимся один-на-один на поле боя… и обо всем договоримся, скрестив оружие, как подобает настоящим воинам». Тирон, которому на тот момент исполнилось уже 54 года (он был старше Эссекса на 22 года), геройствовать не собирался. Он разработал собственный план, сыграв на любви Эссекса к рыцарству, если не к театральности. Имея явное преимущество, Тирон им не воспользовался — недоброжелательностью он бы ничего не добился, такая тактика в принципе была ему чужда. Он предложил Эссексу встретиться, желая засвидетельствовать свое почтение и непротивление властям, — чистая формальность, как на это ни посмотреть.
Скрепя сердце, Эссекс согласился вести переговоры. По обоюдному решению встреча состоялась седьмого сентября у брода Баллаклинч, близ города Лаут — всем видом выражая покорность, Тирон заехал на лошади в бурную реку, и вода скрыла ее по самое брюхо, — Эссекс, также верхом, остался на другом берегу реки. Это была незабываемая сцена. Очевидцы, находившиеся поодаль, рассказывали: Тирон «снял шляпу и почтительно склонился перед Его Светлостью; во время переговоров он вел себя с той же куртуазностью». Тирон знал свою роль и исполнил ее блистательно. Они беседовали с глазу на глаз в течение получаса. О чем именно шел разговор, никто не знал. Позднее Эссекс сказал Саутгемптону: Тирон обещал «объединиться с нами, если Эссекс будет выступать сам за себя, а не от лица королевы». Это предложение Эссекс, по его же словам, категорически отверг. Безусловно, встречаться с врагом наедине было недальновидно — за эту тактическую ошибку Эссекс дорого заплатил. Поползли слухи. Поговаривали, что Эссекс вскоре станет «королем Ирландии». Один ирландский францисканец уверял короля Испании: Тирон «почти уговорил графа Эссекса предать королеву и служить Вашей милости». Тирону такие домыслы, конечно, были только на руку. В конце сентября он даже туманно намекнул английским эмиссарам на государственный переворот, замышляемый Эссексом, — за последние два месяца Тирон «увидел резкие перемены, что показалось ему странным, ибо такого он даже и вообразить себе не мог».