Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Личность короля вызывает у персонажей пьесы много споров и разногласий; Генрих V всегда действует сообразно обстоятельствам. Он то бесстрашный полководец, ведущий за собой войско, то хладнокровный командир, отдающий приказ казнить пленников, то богобоязненный генерал, возносящий хвалу Господу, то скромный воздыхатель, то военачальник, переодетый в платье солдата и оставшийся без всякой поддержки. Мы видим, как Шекспир, увлеченный жанром биографии, выписывает портрет своего персонажа, находясь, возможно, под впечатлением от недавно прочитанных «Жизнеописаний» Плутарха в переводе Томаса Норта. Наблюдая за Елизаветой, Шекспир также понимал, что успешный монарх — актер от Бога, способный к перевоплощениям, как Генрих V, при этом способный заставить других играть по его правилам. По сути, у Шекспира много общего с Генрихом V, ведь Шекспир, легко находивший общий язык как с людьми высокого положения, так и с бедняками, в глубине души, подобно Генриху V, более всего ценил уединение и покой.

Благодаря тому, что каждый акт открывается развернутым Прологом (для Шекспира это, скорее, исключение), слова которого произносит Хор, пьеса обретает многоплановость с точки зрения как структуры, так и ритма: Хор предлагает свою интерпретацию событий, не совпадающую с тем, что происходит на сцене. Прологи к каждому акту, явно имеющие вставной характер, по всей вероятности, были написаны Шекспиром на позднем этапе работы над пьесой, так как при первой публикации вымарать их из текста не составило особого труда. Хор продолжает комментировать события, раскрывая то, что случится дальше. Интрига таким образом ослабевает, но Шекспир наверстывает упущенное за счет разницы между тем, о чем зрителю говорит Хор, и тем, что случится на самом деле; благодаря этому драматург держит зрителя в напряжении не менее сильном, чем от противостояния между французами и англичанами, на котором построен основной конфликт. Решить, чему отдать предпочтение — словам Хора или разворачивающемуся на сцене действию, не так просто, но елизаветинский зритель вполне справлялся с этой задачей, все больше и больше осознавая пропасть между официальной пропагандой и жестокой реальностью; каждый лондонец точно знал, что дозволено сказать о войне вслух, а о чем лучше промолчать. Возьмем, к примеру, Хор во втором акте, где речь идет о том, как страна восприняла призыв к оружию:

Теперь вся наша молодежь в огне;

Наряды шелковые — в сундуках,

И оружейники теперь в почете;

О славе помыслы в груди у всех;

Луга сбывают, чтоб купить коней.

За образцом всех королей стремятся

Меркурьи наши, окрылив пяты.

Над ними реет в вышине Надежда

И держит меч, который весь унизан

Коронами различных величин —

Для Гарри и сподвижников его.

В марте 1599-го измученные бесконечной вербовкой лондонцы — из которых мало кто (за исключением горстки добровольцев, настроенных оптимистически) хотел «сбыть луга, чтобы купить коней» и последовать за Эссексом на поле боя в надежде получить хорошее жалованье, — лишь морщились от напыщенной риторики Пролога. Пафосная официальная версия событий, которую представляет Хор, тут же подрывается всем последующим ходом действия. На сцене мы видим не решительных юношей, готовых пуститься в бой, но нерасторопных новобранцев вороватого вида — Нима, Пистоля и Бардольфа (вопреки своему желанию они «должны вместе ехать во Францию», II, 1), затевающих ссору. Примирение случится только тогда, когда Пистоль сообщит им, что собирается «пристроиться» «при войске маркитантом» (еще одно место, где процветала коррупция), чтобы нажить на этом деньги; вот тогда-то между ними воцарятся «дружба» и «братство». Единственное, что мотивирует солдата на войне, — деньги, которые можно обманным путем заработать в армии, если, конечно, прежде он не будет обманут сам. Слова Хора постоянно расходятся с действительностью; тем самым Шекспир показывает противоречивое отношение англичан к грядущим событиям — их большие надежды и, в то же время, утраченные иллюзии; так же двойственно и отношение современников Шекспира к военной кампании в Ирландии. Две столь разные точки зрения на события скорее исключают друг друга, нежели имеют равноценное право на существование.

Однако восторженным патриотизмом проникнуты не только слова Хора — к примеру, многие зрители наверняка знали недавно опубликованное стихотворение Томаса Чёрчьярда «Доброе напутствие храбрейшему и благороднейшему графу Эссексу». Этот аллитерационный стих, исполненный ликования, очень характерен для своей эпохи:

Теперь, когда пора цветения в разгаре,

Элизы корабли — в морях ирландских.

Как славны рыцари, готовые к удару

для усмирения бунтовщиков! Надеюсь,

им хватит мужества: за ними право,

и зло стыдливо под их взглядом рдеет;

где истина — там испарится ложь.

Меч обнажён, Тирона казнь близка.

( перевод А. Бурыкина )