Я встретилась с Глорией на кухне, когда все разошлись по своим спальням, а она спустилась после душа на кухню, чтобы выпить стакан воды.
— Дорогая, прости меня за то, что не поговорила с тобой сразу, — начала я издалека и уловила, как моя дочь сразу же съежилась. Она всегда ежилась, когда не хотела разговаривать на определенную тему. — Но я не могу допустить эту ошибку повторно — мне нужно с тобой поговорить.
Мы сели за стол, усыпанный хлебными крошками, и я инстинктивно провела по нему ладонью, пытаясь расчистить пространство перед собой. Наконец я посмотрела в глаза дочери, прикрытые мокрыми клочками волос.
— У Мартина неоперируемая аневризма головного мозга, — глухо начала Глория, прежде чем я успела ляпнуть очередную чепуху. — Ему осталось жить не больше года. В течение следующих последних месяцев его жизни я буду рядом с ним.
Услышав это, я поняла, что всё уже решено. Я поняла, что снова оплошала. Если бы я поговорила с ней в самом начале, когда она не была так сильно привязана к мальчику, я уберегла бы её от кинжала в области её наивного сердца, который уже летит в его направлении. Слишком много «если бы» и «я бы», и ни одного «вовремя» или «успела».
Мне снова нечего было сказать своей дочери, поэтому я лишь молча подошла к ней и обняла. Закрыв глаза, я вспомнила, как в детстве, когда она переживала перед школьным спектаклем или экзаменом, я всегда её обнимала. Мои объятья всегда помогали моим детям в трудных жизненных ситуациях. Вот только грядущую смерть маленького ребенка сложно назвать просто «трудной жизненной ситуацией». На сей раз мои объятья были бессильны. Бессилен был весь мир.
Глава 63
C начала июня до середины августа аневризма Мартина увеличилась на полмиллиметра. Полмиллиметра до неизбежной катастрофы. Полмиллиметра к неминуемой боли. Полмиллиметра в сторону детской смерти.
С июля Мартин состоял на учете в Национальном неврологическом госпитале, который мы посещали еженедельно для проверки состояния мальчика. Вариант переезда в Лондон для того, чтобы каждую пятницу не тратить время на поездку туда и обратно, был отклонен, так как Мартину определенно должно было быть лучше на природе, нежели в железобетонных джунглях.
Я с Роландом подсели на чай из мяты с пустырником, пытаясь успокоить нервы, с каждым днём сдающие позиции. Со стороны могло показаться, будто мы сидим под теплым солнышком, за садовым столиком на террасе и приятно потягиваем чаек. Но любой подошедший к нам ближе заметил бы наши нервные взгляды, направленные на Мартина, мирно рисующего в своём потертом блокноте. Можно было подумать, словно мы по чуть-чуть готовимся к самому страшному событию в наших жизнях, но к подобному нельзя подготовиться заранее. Вообще к смерти близкого человека невозможно когда-либо быть подготовленным на сто процентов, а к смерти ребенка даже на один процент.
Приступы головной боли, потемнений в глазах и головокружений незаметно начали учащаться. Подобный звоночек заставлял меня каждый вечер, перед уходом домой, задумываться над тем, увижу ли я Мартина следующим утром. Поэтому, каждое утро я вставала на полчаса раньше, чтобы встретиться с мальчиком прежде, чем он успеет навсегда уйти и даже не попрощаться.
Мы с Мартином негласно стали друзьями, дружба которых держалась на сарказме и взаимной иронии. Для своих лет мальчишка был необычайно смышлен, поэтому трудности в общении с ним возникали лишь тогда, когда кто-то пытался разговаривать с ним как с ребенком. Иногда мне даже казалось, будто Мартин понимает взрослых куда глубже, чем я, хотя и не умеет подбирать мягких слов для общения с окружающими. Однажды он сказал внезапно нагрянувшей на обед Кэрол, что для нее не найдется дополнительных приборов, на что девушка отреагировала нервным тиком правого глаза. После этого инцидента Кэрол появлялась ровно один раз в неделю, преимущественно во второй половине дня, чтобы выловить старшего Олдриджа без нашего присутствия. Она вычислила, что после обеда я с Мартином отправляюсь дремать или играть в палисаднике, поэтому приходила именно в это время. Отношения между Роландом и Кэрол были для меня непонятны. Эти двое точно не были парой, но утверждать, что между ними не было иной интимной связи, я не бралась.