Один год жизни

— И часто такое происходит? — скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как я выжимаю тряпку, стоя на коленях перед унитазом, поинтересовалась Сэм, облокотившись о дверной косяк.

— Он впервые описался, — глухо отозвалась я, сдвинув брови.

— Я не про это. Часто он бьется в конвульсиях?

— Это первый припадок за декабрь, — наконец встав с колен, ответила я, встретившись с нервным взглядом Саманты. Я знала этот её коронный взгляд, говорящий «Ты хоть представляешь, с чем связалась?». — Если ты не против, я быстро сполоснусь и переоденусь. Подожди меня у камина, хорошо?

Я засунула испачканное платье в стиральную машину, решив выбросить в урну капроновые колготки, пропахшие мочой, после чего быстро избавилась от неприятного запаха на своей коже, посредством приема теплого душа с молочным гелем. Натянув на себя одежду, специально оставленную мной в комнате для гостей на случай чрезвычайной ситуации, вроде той, что только что произошла, я вернулась к Сэм, и мы отправились домой сразу после того, как я уведомила Джонатана о случившимся припадке Мартина. Уже идя домой, вдоль засыпанного снегом сада, я наверняка была уверена в том, что сегодня ночью Роланд будет караулить детский сон Мартина.

* * *

— Надеюсь, наши молодожены нормально добрались до гостиницы и их рейс на завтра не отменят из-за погодных условий, — наконец заговорила молчавшая всю дорогу до дома Сэм, когда мы поднимались на второй этаж, чтобы разойтись по своим комнатам. На улице началась настоящая пурга, из-за которой мы буквально промерзли до костей. — Поспим сегодня вместе? — вдруг предложила рыжая.

Предложение Сэм было бы куда более заманчивым, если бы оно не было выдвинуто на фоне произошедшего час назад припадка Мартина. Однако я всё равно не смогла устоять. Уже через пятнадцать минут мы сидели на бывшей кровати Тэмми, под моим пледом крупной вязки из шерсти мериноса, и наслаждались какао с молоком, которое наколдовала Сэм. Не смотря на то, что мы напялили на себя свои самые теплые пижамы, нам всё еще было очень холодно. За окном бушевал шторм, и все домашние уже спали, пока мы с Самантой пытались отогреть наши замерзшие кости.

— Сколько… Ему осталось, — рвано поинтересовалась Сэм, после того, как натянула, сначала на меня, потом на себя, связанные бабушкой носки.

— Не более полугода, — нервно сглотнула я.

— Как Роланд?

— Не знаю, — ответила я, не ожидав услышать подобного вопроса. — Уверена, что хреново. Он стал регулярно спать с Мартином, за исключением тех редких случаев, когда мальчик изъявляет желание остаться во сне наедине с собой. В такие ночи Роланд на всякий случай приставляет к нему кого-нибудь из прислуги, но Мартин об этом не догадывается…

— Ты должна быть с ним.

— Я и так с ним, — непонимающе отозвалась я.

— Не с Мартином. С его братом. Когда Мартина не станет, у вас с Роландом останется одна боль на двоих… Она уже начинает душить вас обоих.

— У меня с Роландом нет ничего общего, кроме боли. Этого недостаточно, чтобы понять друг друга.

— Да, но обоюдной боли достаточно для того, чтобы поддержать друг друга, а поддержка — это то, с чего начинается нечто большее, чем взаимовыгода. Например — понимание. Понимаешь, малыш? Ведь именно своей поддержкой, ты породил свою боль.

Глава 77

Наступили долгожданные Рождественские праздники. Не смотря на то, что я не раз и даже не два раза предупредила родителей о возможности эпилептического припадка у Мартина, они не отступили от своего решения пригласить Олдриджей на праздник. Дух Рождества ежегодно укладывал моих предков на лопатки, заставляя необоснованно веселиться, тратиться и приглашать всех кого ни попадя в гости, даже троюродную тётю Мэгги, решившую в прошлом году всё-таки принять наше сотое приглашение. Тем Рождеством тётя Мэгги отличилась скверным характером и отменным умением награждать двойняшек подзатыльниками, когда те наступали ей на ноги. Однако уже после единственного принятого ей приглашения, она наотрез отказалась ступать на порог нашего дома из-за того, что дед случайно уронил в её стакан свою глазную линзу, которую она едва не проглотила (вообще, в её родстве с нами сомневалась даже бабушка — едва ли всерьез можно воспринимать родство с падчерицей двоюродного брата деда, ведь она даже не одной крови с нами!).