Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе

Этими идеями Арендт предвосхитила дискуссии таких философов-постструктуралистов, как Эммануэль Левинас, Жак Деррида и Ален Бадью, каждый из которых по-своему пытался философски осмыслить «Другого». Если Левинас построил целую философскую конструкцию на бесконечности «Другого», на том, что он никогда не бывает полностью узнаваем и понятен для «Я», и попытался смотреть на мир с позиции «Другого», то Деррида взял тона помягче. Для него дружба по определению связана с предоставлением «Другому» места за пределами собственной воли. Я часто вспоминаю фразу из книги Деррида о дружбе: «Я отпускаю тебя, так я хочу: самое прекрасное и самое неизбежное в самом невозможном признании в любви»[61].

Что, если этим же объясняется мой скепсис в отношении потока публикаций о счастье дружбы? У меня сложилось впечатление, что новое эмфатическое восхваление дружбы – плод культурной фантазии, реализация которой лишь на короткие мгновения вспыхивает в реальных отношениях, плод завышенных идеалов дружбы, на которые мы молимся, хотя втайне знаем, что они имеют обыкновение испаряться в одночасье. Такие представления о дружбе проистекают из страха смотреть на жизнь трезво – страха, подменяющего реальность миром желаний, в котором отношения полны взаимопонимания и самоутверждения, а конфликты лишь условны.

Кажется, что подобные представления хоть как-то облегчают нам жизнь и дают за что-то зацепиться. Но, по сути, они отражают тоталитарное стремление человека к «одному» мнению или «одной» истине, которые, конечно же, будут его собственными. «Подлинно человеческий диалог», как сказала бы Ханна Арендт, конститутивный элемент дружбы, становится практически невозможен перед лицом таких фантомов. Дружба возникает только тогда, когда мы открываемся при каждой встрече и узнаем друг друга с новых сторон. Она «заново “делается”, заново смешивается, заново изобретается в каждом разговоре», как пишет Сильвия Бовеншен. Именно в этом заключается хрупкая красота дружбы, именно в этом кроется сила подобных связей.

Счастье дружбы – не в ее идеале. Оно не наступит, если удовлетворять лишь собственную потребность во внимании других людей, использовать их для проекции чувств и неразрешенных конфликтов или верить, что мы знаем своих друзей, потому что они так похожи на нас. Устойчивое дружеское счастье – это побочный продукт отдачи, уделения внимания. Это опыт снятия границ, возникающий лишь тогда, когда мы расширяем собственные горизонты и покидаем тюрьму проблем и страхов, в которой зачастую живем. Счастье наступит, если узнавать своего друга в его инаковости. Если открываться его эмоциональной реальности и иному взгляду на мир. Оно наступит, если делать счастливым не себя, а этого человека.

Только взаимное признание инаковости друг друга позволяет расти отношениям и нам самим, освободив жизнь от уз своих неизбежно ограниченных фантазий. Друзья помогают преодолеть внутренний нарциссический звуковой барьер и воспринять всю реальность жизни. Без них невозможно развиваться, невозможно быть по-настоящему человеком.

Когда думаю о дружеских отношениях в своей жизни, они представляются столь же разнообразными, как и люди, с которыми я дружу. Красивые и ограниченные, нежные и холодные, увлекательные и скучные, поучительные и раздражающие. Ни одни не соответствуют идеалу унисона, ни одни не гармоничны полностью. Семантика дружбы и ее старомодные идеалы несущественны перед лицом настоящей дружбы. В ней нет правил, имплицитных или эксплицитных уставов, контрактов, принудительных мер и внешних ограничений. Есть только «Я», «Другой» и то, что происходит между нами. Дружба вплетается в жизнь так идеально и так несовершенно, как только и может быть в реальности.

В те недели болезни, которые я провел дома один, с книгами и за письмом, я чувствовал себя менее живым, но не прекращал разговаривать с друзьями. В этих беседах они были мне и чужими, и близкими одновременно, в этих беседах я мог взглянуть на их взгляд на мир. Я мог просить о близости и знать, что есть люди, которым небезразлична моя жизнь. Удивительно, но мне не было одиноко; в сущности, я даже не чувствовал, что один.

Одиноко как никогда

Рано или поздно многие из нас оказываются в точке, когда понимаешь, что жизнь не такая, какой всегда казалась: внезапно рушатся былые представления и сбываются мрачные предчувствия. Вдруг осознав, что вот он, переломный момент, всем естеством отказываешься в это верить. Когда пандемия достигла в Германии первого пика, меня охватило именно это чувство.