Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе

Я вернулся в берлинскую весну, которая никак не могла прогнать зимний холод и мрак. Парки, улицы и площади города словно все еще пребывали в сумеречном полусне, но общественная жизнь начинала бурлить, готовая вырваться на поверхность. Повседневные встречи выявляли эмоциональный дисбаланс, на который я был не в состоянии адекватно реагировать. Навыки отношений, казалось, исчезли повсеместно. Везде находились те, кто лучше других знал, как победить пандемию. Людей ущемляли политические меры: дескать, они исполняются исключительно за счет их возрастной группы, семьи или профессионального сообщества. Если годом ранее регулярно звучали призывы к «солидарности», то теперь эта идея в значительной степени исчезла из общественных дискуссий.

Впервые в истории всего за год были разработаны вакцины против опасного вируса. Но вместо благодарности за этот еще недавно немыслимый прогресс в медицине многих охватывала фрустрация от того, что какие-то страны успели привить население раньше и быстрее. Люди будто настолько привыкли к своему привилегированному статусу в мире, что опуститься на второе место оказалось невыносимым. Несмотря на все это, сквозь серые тучи виднелись проблески надежды.

В первый же день после возвращения я осмотрел оставшиеся зимовать на террасе растения, снял с них защиту от морозов, удобрил и полил. Обрезал лавровое дерево и юзу и выставил их на улицу вместе с пятнистой геранью. К моему облегчению, большой черный бамбук пережил суровую зиму, некоторые его побеги пострадали от мороза, но повсюду появились почки, которые дадут побеги через пару недель. Уже можно было собрать листья кервеля и петрушки, прорастали эстрагон, дягиль и швейцарская мята, и всходило несколько храбрых семян шисо. Краснолистная алыча была вся покрыта толстыми цветочными почками, готовыми через несколько дней распуститься и контрастом к берлинскому небу окутать дерево роскошной нежно-розовой вуалью.

Я позвонил Сильвии узнать, как поживает сад в Вандлице, который я помогал создавать полтора года тому назад. Оказалось, за пределами столичного микроклимата в мире растений по-прежнему царила относительная тишина. Но и здесь давали о себе знать грядущие перемены в погоде и настроении. Рождественские и весенние розы уже показали себя с лучшей стороны, повсюду проросли подснежники, и вырывались из земли посаженные нами кобальтово-желтые, лазурно-голубые и темно-фиолетовые полосатые крокусы.

За последний год мне удалось побывать в саду всего несколько раз, но каждый из этих случаев меня радовал. Почти всегда здесь что-то цвело: от зимней душистой жимолости, в январе показавшей первые цветы оттенка слоновой кости, до последних в этом году космеи, осенних анемонов и зимних астр, до самого ноября наносивших на серо-коричневый бранденбургский пейзаж яркие розовые, сиреневые и алые мазки. Ирисы, тюльпаны и кавказские незабудки оставляли почти импрессионистические впечатления. Пионы, наперстянки и маргаритки раскрывались во всей роскоши, за ними следовали пышные астильбы, флоксы, гелиантусы, перовскии, гауры, высокие травы и большие соцветия дикого фенхеля. Сад жил, рос и дышал. Он был незавершенным и прекрасным.

Несколько лет назад один знакомый без устали объяснял мне, что нужно научиться жить с нерешенными проблемами. Повторяемая так часто по поводу и без, эта мысль походила на странную форму самовнушения, которую я не мог понять. Я верил, что, если очень постараться, почти все проблемы можно решить: обратиться за поддержкой, сделать верные шаги, активно действовать. Вероятно, только сейчас, в условиях пандемии, я понял, что он имел в виду.

Одри Лорд осознала это, столкнувшись с раком. Во «Вспышке света» она пишет: «Тяжело принять тот факт, что нужно жить в неопределенности, не отрицая ее и не прячась за ней». Нужно научиться прислушиваться к посланиям этой неопределенности, не давая им себя парализовать. Хитрость в том, чтобы несмотря ни на что не обустраиваться в еще не наступившем. Конечно, нужно каким-то образом верить в будущее и работать ради него, но извлечь максимум пользы из своей жизни можно только в настоящем[124].