Один из нас

– Реджи жаждет правосудия. Но разве мы все не желаем того же? Вы знаете, что зло среди нас. Вы знаете, где оно. Вы совершенно точно знаете, где оно! И что вы собираетесь с этим делать? Готовы ли вы дать этому страдающему отцу правосудие, которого он так жаждет? Готовы ли вы сражаться за своего Господа? Если не ради Него, готовы ли вы сражаться ради ваших собственных детей?

– Мы готовы! – крикнул кто-то.

– Мы с вами, преподобный!

– Мы будем драться!

– Поглядим, – сказал Кумбс. – И Господь поглядит.

Он кивнул органисту, и тот заиграл очередной хорал. Семья Элбодов поднялась со своей скамьи и подошла к гробу, чтобы в последний раз взглянуть на усопшую. Проход заполнился скорбящими, ожидающими своей очереди.

– Не знаю, как я туда пойду. Как смогу смотреть на нее, – сказал Трой.

– Мы должны, – сказала Мишель. – Мы должны попрощаться с ней.

Эми заметила шерифа Бертона: он стоял в проходе рядом со своей величественной женой. Шериф взглянул на нее, прищурясь, словно она была загадкой, которую он силился разгадать. Точно так же он глядел на нее в своей конторе, когда она пришла со своим заявлением. Эми нерешительно отвела взгляд.

– Все эти годы я слышал, как он лает, – пробормотал Джейк.

– Что? – переспросила Эми.

– Но никогда не думал, что он может укусить.

– Что-то не так, милый?

– Папа только что объявил войну Дому, – пояснил Джейк.

Глава двадцать девятая

Амелия Оливер рассказывала классу о войне между штатами. Как свободные и рабовладельческие штаты поспорили относительно того, есть ли у Вашингтона право запретить рабство на новых территориях, еще не ставших штатами. Как после того, как в 1860 году Авраама Линкольна избрали президентом страны с программой, обещавшей не допустить рабовладения на новых территориях, семь штатов вышли из Союза и объединились в Конфедерацию. Как вслед за этим началась Гражданская война.

От детей не было никакого отклика. Все равно что читать лекцию кирпичной стене.

Амелия всегда считала преподавание процессом с двусторонней связью. Ты обучаешь детей и видишь по их реакции, чему они научились. Проблема с чумными детьми была в том, что многие из них даже отдаленно не походили на людей.

Даже сейчас, после того как она обучала их уже два года, ей было трудно определить, о чем они думают. Они выглядели угрожающе вне зависимости от их действий. Крупные асимметричные черты лица, гротескные пропорции тела, оскаленные зубы… Они говорили тебе «здрасте», а твой ум на инстинктивном уровне переводил это как «Ха, ручаюсь, на вкус ты похожа на курицу».

Амелия решила прибегнуть к старому испытанному средству: задавать вопросы.

– Кто-нибудь может сказать, почему Север просто не позволил Югу идти своим путем?

Никто не поднял руку.

– Давай ты, Джордж. Ручаюсь, ты знаешь правильный ответ.

– Я отказываюсь отвечать, – сказал мальчик.

– Почему?

– У меня забастовка.

– Почему же ты в классе, если у тебя забастовка?

– Посещать класс меня принуждают силой, – ответил он. – Но я не обязан участвовать в обсуждениях.

Боже милосердный, он говорил серьезно!

– Ну хорошо. И почему ты бастуешь?

– Неделю назад один из учащихся этого заведения был убит во время дисциплинарного взыскания, – разъяснил мальчик. – Пять дней назад другого учащегося арестовали по ложному обвинению в убийстве, и с тех пор он содержится в заключении без какой-либо юридической помощи.

– Вот как, – проговорила учительница.

Ей сказали, что Тоби Фримен упал с лестницы. У нее не было причин не верить, хотя по обрывкам, которые ей случалось слышать то здесь, то там, она догадывалась о существовании Дисциплинарной и о том, что в ней происходило. Что касается Еноха Брайанта, насколько она понимала, мальчик убил двоих человек и искалечил учителя. Сама она всегда считала его довольно милым, но все свидетельства вопияли о его вине. Это была настоящая трагедия.

Впрочем, спорить с Джорджем не было смысла. Он однажды отнял у нее целый час классного времени, доказывая, что коммунизм принес больше материальной пользы, чем вреда, если основываться исключительно на утилитарной этике. И хотя она знала, что он не прав, доказать это было очень непросто. Порой мальчик даже приводил аргументы с обеих сторон, чем окончательно сбивал ее с толку. На уроках Джордж привносил волнующий элемент, но был способен вымотать все силы.

Она обвела взглядом остальных учеников:

– Следует ли понимать, что Джордж высказался за вас всех?

Аттикус Черчилль кивнул квадратной головой. Это был гигант, да еще и с рогами, однако дети с их непостижимой логикой называли его Крохой. Он был настолько крупным, что сидел на полу, поскольку не помещался ни за одним столом. Ему было пятнадцать – один из первых представителей чумного поколения.

– Мы все вместе с Мозгом, – заявил он своим глубоким баритоном.

Учительница вздохнула.

– Что ж, в таком случае урок закончен.

Чумные дети поднялись с мест и направились к выходу.

– Джордж, останься, пожалуйста, – добавила она.