Один из нас

– Еще один.

Дробина, глухо звякнув, упала в металлическую чашку.

– Продолжай искать, – сказал Бертон. – Хорошо бы, если бы ты собрала все, что там есть.

– Может, подождете в моем кабинете? У вас вид такой, словно вам в супе попалась муха.

– Меня беспокоит не тело.

– Вот как?

«Дзынь!» Еще одна дробина.

– Енох Брайант был ранен мелкой дробью на птицу, – сказал Бертон. – А тут, в твоей чашке, я вижу крупную. На оленя.

Они молча уставились друг на друга.

– И что это значит? – спросила коронер.

– Попробуй догадаться сама. Я возвращаюсь в контору. И большое тебе спасибо, Роуз.

Она снова пожала плечами и вернулась к работе.

Шериф вышел к своей машине, бросил шляпу на сиденье и скользнул за руль, размышляя о том, как крупная дробь могла оказаться в груди Салли Элбод. Его беспокоила еще одна вещь. Во время первичного осмотра тела Роуз объявила о наличии под ключицей девушки колотой раны в три дюйма глубиной. Не рваная рана, а чистый разрез. Не такая рана, какую могут оставить собачьи когти.

Больше похоже на такую, какую мог нанести обычный охотничий нож.

Шериф снова прокрутил в мозгу картину преступления, на этот раз так, как рассказывал о ней мальчик.

Вот Гейнс всаживает заряд крупной дроби в грудь Салли Элбод. Вытаскивает ее из кустов. Появляется мальчик-пес и приходит в бешенство. Арчи стреляет в него, тот убегает, чтобы рассказать обо всем Элбоду. Девчушка уже мертва. У Гейнса есть выбор: принять ответственность за свои действия и, возможно, потерять все, что ему дорого в жизни, – или пойти до конца. Повесить это дело на чудика, на которого всем наплевать.

Все сходилось. За исключением, может быть, одного.

Может быть, к тому времени девушка еще не была мертва.

– Ах ты сукин сын, – сказал Бертон вслух.

Он завел машину и поехал обратно в свою контору. Внутри его ждал бедлам. Приемная была забита вопящими мужчинами и женщинами. Шериф гневно воззрился на незваных гостей, которые тотчас окружили его со своими претензиями:

– Шериф, я видел в лесу чудика! Что вы собираетесь делать по этому поводу?

– Отдайте мерзавца нам, мы сами с ним управимся!

– Что за бардак творится там у них в Доме? Почему вы позволяете этим детям творить что им вздумается?

– Что вы собираетесь предпринимать, шериф?

Бертон поднял руки:

– Успокойтесь! Успокойтесь!

Он по-прежнему боялся, что чумные дети могут стать угрозой для общественной безопасности. Но в настоящий момент его больше заботило то, что добрые граждане Хантсвилла у него на глазах превращаются в толпу линчевателей.

Надо поскорее положить этому конец, арестовав Дэйва Гейнса.

– Шериф! – через сумятицу прорезался женский голос.

Линда Грин. Что-то в ее тоне сумело утихомирить общий гам, сведя его к раздраженному ворчанию. Авторитет матери. Ей явно было что сказать. Она протиснулась сквозь толпу, ведя за руку свою дочь. Эми плакала: конечно, ведь погибла ее подруга.

Девочка подняла лицо. Оно было опухшим и мокрым от слез.

– Это он!

– Что значит «это он»? – спросил Бертон.

– Этот чумной парень, похожий на собаку.

– Тот, которого мы задержали?

– Это он убил Рэя Боуи, – сказала Эми.

Глава двадцать восьмая

Эми надела черное платье, в котором обычно ходила в церковь. Она стояла перед зеркалом, выискивая изъяны в своем отражении. Мама стояла рядом, скрестив руки на груди и нервно притопывая.

– Вижу, ты уже совсем выздоровела, – сказала она. – Целый час крутишься перед трюмо.

– Как я выгляжу? Все в порядке?

– Цветешь, как майский цветочек, – заверила мама. – Правда, платье тебе уже маловато. Еще немного, и каждый мальчишка в городе сможет глазеть на твои прелести.

Эми это не волновало. Главное, что она хорошо в нем смотрелась. Она хотела, чтобы все знали, что в ней нет ничего неправильного. Что она идеальна.

Особенно Джейк. Она хотела выглядеть совершенной только для него одного.

– А сама-то ты? В твоем платье вообще можно увидеть все, что хочешь! – поддела она.

– Я могу себе позволить одеваться как хочу, – ответила мама. – Доживи до моего возраста, и ты тоже сможешь выставлять напоказ что угодно. А сейчас мальчишки будут пускать слюни, даже если увидят, как ты ковыряешь в носу.

– Фу, гадость!

– Давай заканчивай с этим, моя сладкая. Нам нельзя опаздывать.

Эми кивнула. Ей внезапно совершенно расхотелось спорить. Было трудно себе представить, как она пойдет в школу без Салли. Не с кем перемолвиться словечком в коридоре или потрепаться за обедом. Сбегать в «Дэйри Квин» за мороженым. Поднять трубку и позвонить тоскливым вечером, чтобы поговорить о планах на будущее.

И вдвое труднее – представить ее безжизненно лежащей в гробу.

Ее первая настоящая подруга.

Мама засунула свою фляжку, пачку «Вирджиния слимс» и «биковскую» зажигалку в сумочку и повесила ее на плечо. Вместе они подошли к старенькому маминому «Датсуну» и забрались внутрь. Серое небо над головой обещало дождь. Мама поникла за рулем, словно уже успела вымотаться. Она наполовину опустила окно и закурила сигарету. Потом завела машину и тронулась с места.