– Надо посмотреть, что там такое, – сказал Мозг.
– Я пойду первый, – заявил Кроха.
Великан поднялся и побрел сквозь толпу, расталкивая детей. Те расступались, давая ему пройти, словно армия, выпускающая на поле боя своего главного бойца. Что бы ни было там, снаружи, Кроха их защитит.
Мозг тоже добрался до окна и выглянул наружу.
– Интересно, – проговорил он.
Во дворе Дома пылал шестиметровый латинский крест. Перед ним шеренгой стояли люди в подпоясанных белых балахонах и конических белых капюшонах, закрывающих лица. Большинство из них были с ружьями, кое-кто держал в руках веревки. Ни одного учителя в поле зрения не было.
– Кто это? – спросил Кроха.
– Ку-клукс-клан, – ответил Мозг.
Идея состояла не в том, чтобы сжечь крест, но в том, чтобы поджечь его. При всей загадочности обряда, его смысл был ясен: этот священный огонь был призван очистить мир от зла.
Кроха оскорбленно фыркнул:
– Ну что, можно считать, что они начали первыми, как ты говорил?
– Что-то в этом роде, – ответил Мозг. – Пока что они только пробуют силы, примериваются, чтобы понять свои возможности.
Он окинул взглядом детей, прижавшихся к мутному стеклу. Тех, кто не стал убегать и прятаться. Тех, кто уже обладал силой. Они рычали и ревели на собравшихся во дворе. Если эти люди рассчитывали припугнуть их своим огненным крестом, у них ничего не вышло.
Пускай это место было вонючим застенком – здесь был их дом. Они выросли в этих стенах. Эти старые здания с окружающими их лесами, а также фермы, на которых они работали, были всем, что они знали в этом мире. Здесь прошло их детство.
Чумное поколение было почти готово к тому, чтобы распрощаться с ним.
«Скоро», – пообещал Мозг людям во дворе.
Облаченный в балахон куклуксклановец сделал несколько шагов в направлении столовой, поднял ружье и выстрелил в сторону здания.
Глава тридцатая
Дэйв Гейнс лежал на больничной койке в окружении цветов и открыток с пожеланиями выздоровления. Он не помнил, как их принесли. Несколько последних дней док Одом держал его на сильных болеутоляющих и антибиотиках, так что все это время слилось для него в сплошной лихорадочный бред. Просто, когда он пришел в себя, цветы и открытки были повсюду.
Потом он вспомнил, как зарезал Салли Элбод.
Он облизнул пересохшие губы и оглядел комнату.
– Что я наделал?
Должно быть, это ему приснилось. Кошмарное порождение воспаленного мозга.
– Что я наделал? О боже, ЧТО Я НАДЕЛАЛ?!
Вошел док Одом в лабораторном халате. Его седые волосы были по обыкновению взъерошены, он сутулился. Одним взглядом оценив состояние Гейнса, доктор опустил мягкую руку на его здоровое плечо:
– Успокойтесь, приятель. Если мои швы разойдутся, я сделаю вам строгий выговор.
– Салли… – прохрипел Гейнс.
Остаток фразы застыл на его губах.
– Она мертва, – сказал доктор. – Мне очень жаль.
– Бедная девочка, я убил ее! Это был я!
– В вас говорит чувство вины, – утешающе произнес доктор. – Не позволяйте ему погрузить вас в депрессию. На чем вам сейчас следует сосредоточиться, так это на том, что вы пытались ее спасти.
Гейнс вспомнил, как велел Еноху бежать за помощью. Чудовищный ребенок набросился на него, словно монстр из фильма ужасов. Огненная боль, пронзающая тело… Спокойный тихий голос, говорящий ему, что он сильно изранен, а затем перешедший в вопль: «Он тебя убил, ты сейчас умрешь!»
– Это верно. – Гейнс утер слезы. – Я пытался. Но он мне не позволил.
– Об этом сукином сыне можете не беспокоиться. Шериф его поймал.
– Что он сказал шерифу?
Док Одом хохотнул:
– Вы не поверите, если я расскажу. Сплошные отговорки и глупости.
– Как там мой мальчик? Что с ним?
– Я осмотрел его, когда вас привезли. Он в порядке. Вы должны гордиться тем, как вы его воспитали. Этот парень спас вам жизнь. Теперь он настоящий мужчина.
– Да уж… – пробормотал Гейнс, ненавидя сам себя.
– А вы нынче герой дня! Сегодня я вас выпишу.
Гейнс оглядел открытки и цветы. Ему очень хотелось остаться еще на какое-то время, может быть, навсегда. Здесь он чувствовал себя в безопасности. В этой комнате время как бы застыло. Стоит ему выйти, и все тут же начнет меняться. Ему придется заново начинать жить, зная, что он сделал, и ожидая, когда воспоминания вернутся к нему в полную силу.
– Вы уверены, док? Уверены, что я уже готов?
– Абсолютно. Я сделал вам скидку в пятьдесят процентов, раз уж вы такой герой.
– Спасибо, – отозвался Гейнс.
Даже со скидкой, он не мог без ужаса думать о том, что по счету придется платить.
Теперь он видел истину ясно как день. Дело вовсе не в том, что жизнь выдала ему плохие карты. Жизнь не была к нему особенно дружелюбна, но она предоставила ему такие же шансы, как и всем остальным. Нет, просто он ужасный болван. Здравого смысла в нем не больше, чем Бог дал какому-нибудь гусю. Если он бросится на землю ничком, то и тогда найдет способ промахнуться.
Док Одом помог ему выбраться из постели и одеться. Он подвесил ему руку на перевязь, выписал несколько рецептов. Посоветовал избегать физических нагрузок, пока ему не станет лучше. Побольше жидкости, побольше отдыхать, никакого спиртного. Предписание доктора.