Один из первых

Мы двинулись вдоль дороги в северном направлении. Ветер по-прежнему дул нам в спину, помогая идти, но зато он так швырял снег, что дальше десяти метров ничего не было видно. Наконец к западу от села Староникольское, километрах в четырнадцати от хутора Скупой, мы увидели небольшой хуторок из восьми — десяти домиков. На дороге стояла колонна немецкой артиллерии. Я смотрел в бинокль на неподвижно застывшие машины. Ни одного человека не было видно возле них.

«Эти немцы даже не выставили к машинам часовых, хотя командование предупреждало об этом, — подумал я. — А ведь тут-то на них запросто могут напасть партизаны».

К колонне мы стали приближаться со стороны Староникольского, соблюдая все меры предосторожности, чтобы немцы, чего доброго, не открыли огонь по нас.

Но мои опасения оказались напрасны. Лошади, запряженные в артиллерийские повозки, стояли тихо. Оставив ефрейтора в стороне, чтобы он в случае необходимости мог прикрыть меня, я стал приближаться к колонне. Подошел к первой упряжке. Лошади стояли ничем не покрытые, и казалось, что они спят. Я похлопал по шее крайнюю лошадь, она чуть-чуть мотнула головой. Сняв лыжи, я пошел вдоль колонны, не встречая людей. Только у пятой или шестой упряжки заметил человеческую фигуру. Человек стоял не двигаясь, прислонившись к орудию.

«Спит, наверное, — подумал я. — Нужно будет осторожно подойти к нему, а то он с испугу, чего доброго, пальбу откроет или пырнет меня штыком».

Подойдя совсем близко к часовому, я окликнул его:

— Камерад!

Но часовой даже не пошевелился. Я потряс его за плечо, и он тут же свалился на землю.

Я подошел к первому дому, хотел войти в него, но дверь оказалась запертой изнутри.

— Проваливай дальше! — пробормотал кто-то по-немецки в ответ на мой стук.

— Мне нужен ваш командир! — крикнул я тоже по-немецки.

— Здесь его нет! — Дверь мне так и не открыли.

Я пошел дальше. В третьем доме дверь мне открыл немецкий унтер-офицер. Я объяснил ему, с какой целью оказался здесь, и сказал о часовом, который валяется на земле.

Мы вместе пошли к часовому. Унтер потряс часового и сказал:

— Мертв. — Вместе с другим солдатом унтер-офицер внес часового в дом.

Я посоветовал им как следует растереть часового, может, он еще придет в себя. На часовом была форма и шинель. Нижнего белья не было и в помине.

Вместе с немецким унтером мы отправились на поиски командира и нашли его в одном из домов. Я сообщил сонному майору с усталым лицом о цели моего прихода и сказал ему, чтобы они немедленно трогались в путь.

— В такую сатанинскую пургу ехать нельзя, замерзнем все, — ответил мне майор.

— Мне приказано немедленно доложить о состоянии дороги и обстановку на ней, — заметил я. — Еще раз прошу вас немедленно трогаться дальше по маршруту. Да накройте чем-нибудь лошадей, а то они у вас действительно померзнут.

— Накрыть?! Но у нас нет ни попон, ни одеял!

Мы вышли из дома. Майор приказал своим людям готовиться в путь. Дождавшись, пока колонна тронется, я направился к группе саперов, чтобы оттуда доложить обо всем по телефону полковнику Шаркани.

Обратно мы шли очень медленно. Ветер теперь дул нам в лицо, сильно затрудняя шаг. За час мы с трудом пополам прошли четыре километра, но зато согрелись.

Командир саперной группы угостил нас горячим чаем и водкой собственного производства. Обратно в Семидесятское мы ехали уже на санях. Вечером мне еще пришлось повозиться с колонной немецкой артиллерии. Такого равнодушного и безынициативного офицера, как майор, командовавший колонной, мне никогда не приходилось встречать. Этот случай лишний раз подтвердил, что немецкие солдаты обмундированы не лучше нас. Удивляло меня, что немецкое командование, умудренное опытом прошлогодней зимы, почему-то не позаботилось обеспечить армию теплым обмундированием. А ведь в прошлом году даже у нас в Венгрии собирали теплые вещи для солдат вермахта.

3 декабря полковник Шиклоши уехал в отпуск. Правда, по списку была моя очередь, но Шиклоши, сославшись на какие-то неотложные домашние дела, упросил начальника штаба отпустить сначала его, а уж потом, после Нового года, когда вернется он, поеду я. Я снова остался без отпуска. В первый раз это произошло, когда бомбили Будапешт. Тогда вместо меня поехал в отпуск наш священник, у которого разрушило бомбой дом.

Во время отпуска полковника Шиклоши заменял подполковник Надаи, который одновременно исполнял и обязанности командира саперного батальона. Я послал в отпуск ефрейтора Вереша, передав ему длинное письмо для моей жены. Штаб саперного батальона подполковника Надаи находился в четырех километрах от штаба корпуса в населенном пункте Кочетовка.

6 декабря 1942 года на утреннем совещании в штабе корпуса полковник Шаркани сказал, что командование группы армий «Б» сняло с участка Урыв — Сторожевое 24-й немецкий механизированный корпус и 168-ю немецкую пехотную дивизию. 20-я дивизия вновь была переподчинена 3-му корпусу.

— Все эти силы, — продолжал полковник, — немецкое командование намерено сосредоточить на левом крыле 8-й итальянской армии, где, видимо, что-то готовится.