Один из первых

Я пережил адские муки, пока меня доставляли в тыл. Немецкий врач, который осматривал меня, обратил гораздо меньше внимания на мои недуги.

— Ну, для этого война окончилась, — махнул он рукой, и меня понесли дальше.

Санитарный поезд мчался в ночи к Будапешту. Наверное, поэтому и лекарство не казалось мне таким горьким. Очнулся я в бане Лукач. Вокруг меня — врачи. Закрыв глаза, я ждал их решения.

Лекарство, горячий чай. Медсестра уговаривает проглотить, выпить. Лежу, закутанный в простыню и несколько одеял. Пот льется градом. Нечем дышать, потому что и голова закрыта простыней. Сколько прошло времени — не знаю. Потом вижу себя на свежей постели. Боль как будто утихла. Засыпаю. Через несколько дней я уже пытаюсь ходить без посторонней помощи.

— Вы родились под счастливой звездой, — говорит на обходе врач. — За выздоровление благодарите свой сильный организм.

Не прошло и двух недель, как я стоял перед комиссией.

— Здоров, отпуск на две недели — и назад на фронт.

Весна 1918 года, военная весна. Как и до войны, в Марошвашархее распускаются почки на деревьях, но на главной улице почти нет молодежи, во многих магазинах опущены жалюзи, на них — сообщения о смерти владельца. Незаметно пролетели две недели дома. Материнская любовь и забота помогли мне окрепнуть.

Из соснового бора Мароша я попал снова на Монте-Граппа. Теперь наша батарея стояла возле Пьяве. Круто поднимались скалистые берега реки. Левый берег в наших руках. Едва успел привыкнуть, осмотреться, как начались летние наступления. Зачем? Бой у Пьяве окончился неудачно, мы понесли большие потери и больше не предпринимали таких попыток. Передовая линия словно застыла. Иногда одно наступление, и лето проходит. Мы надеемся, мечтаем о том, что, может быть, сбудется чье-то давнее пророчество: пока опадут листья, кончится эта война. За время летних наступлений израсходовано большое количество снарядов, меньше стало и орудий. Но все это меня не интересует. Командование посылает меня в офицерскую школу в Темешвар, и я с радостью ухватываюсь за это предложение.

Поезд петляет среди гор. Всюду на станциях, где мы проезжаем, стоят заплаканные женщины, дети. Потом Вена. Беспокойство, нервная обстановка. Плохо с продуктами. Даже за хорошие деньги трудно раздобыть еду. На улицах темнота, грязь. Скорее бы добраться! Наконец прибываем в Будапешт. Но оказалось, что из пекла попали в ад. Перед открытыми магазинами выстроились длинные очереди. На закрытых жалюзи надписи в траурной рамке.

Я хотел что-нибудь привезти домой, встал в одну очередь. Прошли те времена, когда мне, будущему офицеру, солдаты уступали место. В толпе народ открыто обсуждает, что король хотел заключить сепаратный мир, но ничего не вышло. Война проиграна.

Только на следующее утро поезд отправится в Темешвар. А пока стою в очереди у Королевского театра. Хотелось послушать Эрнеста Кираи (то есть Королевского). Удивительно, говорю я себе. Три короля! Королевская улица, Королевский театр и Эрнест Кираи.

29 октября 1918 года встретились с боевыми друзьями на Восточном вокзале. Пока я покупал газету, они заняли одно купе. Я устроился в углу купе и развернул газету. Интересно, что пишут? Читаю заголовок: «Обстрел Цепного моста». Под ним: «Толпа требовала установления республики». Еще ниже: «При столкновении имелись жертвы: раненые и убитые».

На второй день прибыли в Темешвар. На вокзале большое оживление. Поговаривают о революции. Здесь знают, что в Будапеште демонстранты во главе с вооруженными солдатами приветствовали независимую и демократическую Венгрию, а потом отправились на Восточный вокзал, чтобы помешать отправке на фронт одного батальона. Демонстранты ввалились в закрытые залы, сорвали военные надписи и немецкое знамя. Вокзал был наполнен радостными возгласами: «Хватит воевать! Объявлен мир!» Дверь вагона, в котором везли снаряды и оружие, была взломана. Вооружившись, демонстранты двинулись к зданию парламента.

Когда мы прибыли, о событиях в столице уже знал старший лейтенант Неф. Ему сообщили об этом по телефону из Будапешта.

— Имейте в виду, — сказал он, встретив нас, — здесь нет никакой революции, здесь армия! Мы давали присягу королю, государству, и мы останемся верными этой присяге! Орудия во дворе, подготовить их к бою.

Его слова мы встретили молчанием.

— Что, не нравится вам, господа? У кого иное мнение — шаг вперед!

Никто не двинулся с места.

На складе получили карабины, пистолеты, ручные гранаты. Капитан Неф назначает меня старшим.

— Пойдете на стрельбище. Там скопление людей. Марш в конюшню за лошадьми! — приказывает он.

В конюшне страшный беспорядок. Ворчат конюхи. Унтер-офицер помогает нам выбрать и оседлать лошадей. Через несколько минут строимся во дворе и отправляемся на полигон. Унтер-офицер докладывает мне:

— Ничего страшного. Всего-навсего собрание русских военнопленных: митингуют, требуют отправки домой.

— Пришлите сюда их руководителя, — приказываю я.

Пришел один верзила, усатый, в казачьей шапке, в брезентовой робе. Объясняется на ломаном языке.