Один из первых

— Действительно, до армии я был служителем собора на площади Кальвина, — ответил мне священник. — Сейчас, когда положение трудное, многое говорит об упущениях в религиозном просвещении. Но скажите, разве упущения только в этом?

— А в чем, собственно, состоит религиозное просвещение, как не в хождении по воскресеньям в церковь? В том, что каждый вечер перед отбоем солдаты в строю повторяют слова молитвы? Если же кто-нибудь не повторяет, то унтер-офицер начинает читать молитву сначала, и только.

Перед отъездом на фронт священники читали нам проповеди, наставляли на путь истинный, призывали защищать родину «от большевистских орд». А здесь, на берегах Дона, наши солдаты прекрасно видят, что немцы заносятся перед нами, а эти самые большевистские орды хорошо вооружены, хорошо обучены, они сильнее нас, и потому мы несем тяжелые потери. Солдаты видят, что обстановка может измениться так, что все мы сложим здесь головы, но не ради интересов нации или родины, а ради интересов немцев.

Перед городом Тимом в частях повсюду настроили походные алтари, украсили их цветами. Чуть ли не в каждом взводе был такой алтарь. Когда же наши части вышли к берегу. Дона, солдаты понаделали распятий из березы, украсили их. А сейчас от всего этого, можно сказать, ничего не осталось. Солдаты измотаны, измучены, им не до богослужений. Я часто бываю в частях, разговариваю с солдатами и офицерами, но особой набожности в них что-то не замечаю.

— Именно поэтому каждый офицер и должен служить примером для своих подчиненных и в соблюдении духовных церемоний, — ответил мне священник. — Я поговорю со своим католическим коллегой и с господином полковником Шаркани о том, чтобы впредь мы выбирали более удобное время для богослужения. А сейчас пора ужинать. Прошу вас как-нибудь на днях навестить меня, я специально приглашу к себе и католического священника, чтобы он тоже послушал вас. Вы говорите интересные вещи.

Так закончилась эта беспокойная суббота.

Утро воскресного дня было обычным. Части 168-й пехотной дивизии по группам прибывали на новые позиции. Я сдержал слово, данное священнику: не только послал моего посыльного на богослужение, но и сам послушал проповедь.

После обеда вместе с полковником Шиклоши мы поехали к немцам в Богдановку, где находилась группа инженеров, занимающихся строительством и проверкой инженерных сооружений. Со стороны Воронежа доносился далекий гул артиллерийской канонады.

Немцы выбрали себе хорошее место. Немецкий майор представил нам свою группу: пять офицеров, двух симпатичных женщин, четырех рядовых. Майор сказал, что никакими посторонними делами они не занимаются, даже уборкой, все это делают за них местные жители из села. Немцы обрадовались, что мы можем, хорошо говорить по-немецки и, следовательно, нам на нужны никакие переводчики, которые только затрудняют беседу. Они угостили нас жидким кофе, анисовой водкой и пирожными. Однако, несмотря на столь радушный прием, симпатии мои к ним отнюдь не возросли.

Я следил за разговором подполковника Надаи с немецким майором. Немецкий майор сказал, что они уже достали стройматериалы для строительства, и показал план будущего дома. На следующий день они уже могут завезти стройматериалы, если мы дадим им машину и людей для погрузки. Подполковник Надаи пообещал даже, что в доме у немцев будет сложена изразцовая печь, на примете у него есть хороший печник-солдат. По разговору Надаи с немецким майором, я понял, что они сдружились еще тогда, когда выбирали место для расквартирования 168-й немецкой пехотной дивизии. Расстались мы с немцами по-дружески.

По дороге домой я все время думал о том, как будет выполняться план строительства инженерных сооружений. Когда же мы прибыли к себе в штаб, подполковник Надаи заметил, что во время беседы с немцами я был замкнутее и осторожнее, чем обычно.

«Передислокация 168-й немецкой дивизии что-нибудь да значит, — подумал я. — Перемещение штаба немецкого механизированного корпуса и целой немецкой дивизии в район расположения венгерских войск вызвано отнюдь не желанием усилить этот участок в борьбе с русскими, а чем-то другим. Но это покажет будущее».

В течение дня 24 августа продолжалась передислокация немецкой дивизии.

На утреннем совещании в штабе я получил копию плана инженерных сооружений, разработанную в штабе группы армий «Б». Копия была размножена литографским способом, а это значило, что готовился этот план в большом количестве экземпляров. И делалось это под предлогом того, что, мол, фюрер хочет иметь точное представление о всех оборонительных сооружениях, всех участках минирования, начертаниях траншей и ходов сообщений, об убежищах. Меня удивила такая любознательность фюрера. К тому же я просто не мог представить себе, как можно на карте масштабом 1 : 100 000 показать все это. Я несколько раз перечитал приказ, разобрался в коде, сравнил венгерский код с немецким. Так, многого и не поняв, я отложил приказ и план в сторону, решив обратиться за помощью к немецким инженерам, которых, собственно, для того и прислали к нам.