Один коп, одна рука, один сын

После обеда он продолжал думать о ней и ждать назначенного часа. Фрэнси с Пером сидели на разных концах стола, который с каждым днем, казалось, рос в длину и ширину. Фрэнси ковыряла вилкой свиную корейку с картофельной запеканкой, а Пер перечитывал газету. Уже третий раз за день. Бэлль в соседней маленькой столовой измазывала едой себя и Наташу. Фрэнси не выносила грязи и беспорядка, и Бэлль еще несколько лет предстояло обедать отдельно. Адриану было все равно, а Пер страдал. Ему так хотелось, чтобы маленькая бусинка была рядом. Хотелось слышать, как она пускает слюни и смеется, рыгает и пукает, колотит маленькими пухлыми кулачками по столу и пачкает с головы до ног себя и все, что ее окружает. Тогда он мог бы видеть перед собой единственное счастливое создание в этом доме.

У Фрэнси так сильно болел желудок, что она почти не могла есть. Придется опять принимать лозек. И какой-нибудь транквилизатор сегодня вечером. Впрочем, вчера вечером она тоже его принимала. И позавчера. Она втягивалась в зависимость от этих таблеток, и прекрасно это осознавала, но сейчас не было ни времени, ни сил об этом думать. Главное — оставаться на плаву. Пережить происходящее.

Она поднесла ко рту стакан с водой и поставила обратно на стол. Не хотелось ни есть, ни пить. Она чувствовала только постоянную тревогу и усталость, доводившие ее до бессонницы и вызывавшие удушье.

Пер перевернул страницу газеты и соскреб с тарелки остатки уже второй порции жаркого. Из-за царившего теперь за столом неловкого молчания он стал переедать. На талии у него начал скапливаться жирок, но Фрэнси об этом ничего не знала. Она уже давно не обнимала его.

С того незабвенного секса в сарае садовника они не только больше не спали друг с другом, но даже и не целовались. Время от времени чмокали друг друга в щеку, пытаясь по-прежнему разыгрывать спектакль под названием «муж и жена».

— У Адриана на следующий неделе праздник в честь окончания учебного года, — сообщил Пер, не поднимая глаз от газеты.

— Уже? — удивилась Фрэнси, глядя в окно.

— Ты пойдешь?

— Постараюсь.

Беседа иссякла.

В столовой царил ледяной холод, несмотря на то что термометр показывал целых двадцать два градуса.

Адриан не хотел становиться взрослым.

— Можно выйти из-за стола? — спросил он.

— Конечно, — разрешила мать. — У тебя все хорошо, родной?

Он кивнул, чмокнул ее в щеку и пошел прочь из родительского ледника к Наташе и Бэлль, где атмосфера была очень даже жаркая. Сев на единственный стул, не вымазанный пюре из брокколи, он стал смотреть на сестру. Ее темные волосенки торчали во все стороны, все в ней было такое мягкое, нежное и аппетитное.

— Будешь ее купать? — спросила Наташа, когда Бэлль наелась.

Сама она тоже сегодня светилась, широкая улыбка сияла на слегка угловатом лице, обрамленном распущенными темными волосами. Хотя обычно она носила хвостик или косу.

Он кивнул, взял Бэлль на руки и понес в ванную. Налил в детскую ванночку теплой воды и стал купать сестру.

Нежно прикасаясь к крохотному тельцу, он намылил ее нежным мылом. Время от времени он позволял ей поиграть его пальцем или схватить себя за волосы. Гладил ее по животику или по темечку. Вдыхал ее запах. Старался согреть. Бэлль почти всегда смеялась. Она редко кричала или плакала и была весьма гармоничным ребенком, несмотря на такую дисгармоничную мать. Адриан вынул малышку из ванночки и завернул в махровое полотенце, затем тщательно вытер, опять обнял. Она дышала ему в грудь и копошилась. Он одел сестру в мягкий полосатый комбинезончик, на ножки натянул носочки и понес в хозяйственную комнату к Наташе, которая гладила белье, напевая песню своей далекой родины. Адриан положил Бэлль на одеяло, расстеленное на полу, и стал наблюдать за тем, как она пыталась сесть и ползти.

Он будет учить ее ходить. Будет учить ее разговаривать. Покажет ей мир и защитит от любого зла.

Да, и от Фрэнси тоже, чтобы мать не превратила дочь в подобие себя.

— Ба-ба, — пролепетала Бэлль и посмотрела на него.

— Нет, братик, — сказал он.

— Ба-ба.

— Братик.

— Ба?

Он лег рядом с ней на одеяло, помог залезть на себя, закрыл глаза. Слушал Наташин голос, от которого все тело омывало теплой волной, все вокруг было таким прекрасным. Совсем скоро он встретится со своей новой подругой.

Выскользнуть из дома не представляло на этот раз никакого труда. Наташа сидела на розовом пуфике в детской Бэлль и лихорадочно строчила что-то в дневнике. Фрэнси заперлась у себя в кабинете и, видимо, пробудет там до раннего утра, уставившись в компьютер, в обнимку с телефонной трубкой или со своими пистолетами. Пер уселся в первом ряду домашнего кинотеатра и поставил первый из трех фильмов, которые он собирался посмотреть за вечер. Фильмы были подобраны как попало: от глупых романтических комедий до жестких боевиков. Лишь бы не думать о собственной жизни, остальное — неважно.