Один коп, одна рука, один сын

Поэтому гораздо проще общаться с внуками, которым и надо-то всего лишь, чтобы бабушка была доброй, а именно такой она и была, поэтому они ее обожали.

У Фрэнси зазвонил телефон. Номер не определился.

Она решительно встала и ответила на звонок, в одну секунду превратившись в другого человека — из хнычущей развалины в такую жесткую, холодную профессионалку, что становилось жутковато. Это была другая сторона ее натуры, которая так не нравилась Грейс. Она напоминала ей о том, каким был Юсеф, когда принимал свое жестокое обличье. Когда он приходил домой после очередной работы, она даже не решалась приближаться к нему, отводила взгляд, делала вид, что он просто вышел погулять. Она никогда не спрашивала, что он делал, даже когда он возвращался в чужой крови.

— Это я.

Фрэнси мгновенно узнала его голос и ушла в спальню, закрыв за собой дверь.

— Откуда у тебя мой номер? — спросила она.

— Друг дал, — ответил Зак.

— Могу предположить, что это кто-то, кого я знаю.

— Возможно. Или это друг друга другого друга. Ну, сама знаешь.

— Кто бы он ни был, я задушу его или ее голыми руками.

— Не сомневаюсь. Ну, так как?

— Что как?

— Как насчет моего предложения?

Фрэнси села на кровать. Ей хотелось и послать Зака к черту, и согласиться на его предложение. Второе — потому, что ей просто-напросто хотелось избежать хлопот и перестать беспокоиться. Она безумно устала. Эта война была ей сейчас совершенно ни к чему, учитывая бардак в личной жизни.

— У меня такое чувство, что ты мне чего-то недоговариваешь, — сказала она.

Ответа не последовало.

— Ты выбрал соперником меня по какой-то особой причине, — продолжила она.

— Ты слишком много о себе возомнила, — ответил на это Зак.

— Разве?

— Да.

— Это потому что я женщина? А ты не хочешь нас видеть в этом бизнесе.

— Я не пещерный человек, я феминист.

Фрэнси только рассмеялась.

— Только если мы будем управлять объединенной Фирмой вдвоем, — ответила она, — если я тоже буду главным боссом. Тогда я могла бы согласиться на это, в противном случае вынуждена отказаться.

— Это окончательный ответ?

Фрэнси опять рассмеялась. Его вопрос прозвучал как у ведущего «Кто хочет стать миллионером?».

— Да! — взревела она.

— Жаль, — сказал Зак, и разговор был окончен.

Фрэнси так и осталась сидеть с телефоном в руке. Он еще попляшет.

Черт, еще как попляшет. Никогда в жизни он не заставит ее сдаться. Никогда в жизни она не станет работать на него.

Она вернулась к Грейс, которая вся как-то раскисла, глаза — на мокром месте.

— Дай ему то, что он хочет, — сказала мать.

— Что?! — воскликнула Фрэнси.

— Пусть возьмет то, что хочет.

— Ты подслушивала?

— Продай ему свой бизнес! Начни нормальную жизнь! Ты что думаешь, деньги и власть сделают тебя счастливой? Ты подвергаешь смертельной опасности детей. Какая мать будет делать это добровольно?

— Какого ч… А папа? Он ведь делал то же самое, когда я была маленькая! Ты забыла?

— Он — мужчина! Я сидела дома и заботилась о вас. У вас было все, что нужно.

Фрэнси чуть не задохнулась от возмущения. Что за пораженчество!

— То есть ты считаешь, что мужчине можно… — начала она.

— Да, я так считаю, — ответила Грейс. — Ты не должна заниматься тем, чем ты занимаешься. Это не твое. Никогда не было твоим. Это все из-за… Так получилось, потому что… В общем, все это ошибка!

Грейс взорвалась по-настоящему. Она слишком долго копила в себе это возмущение и теперь уже не могла остановиться.

— Моя жизнь не ошибка! — возмутилась Фрэнси. — Как и выбор профессии.

— Ты не выбирала! — прошипела Грейс. — Тебе приказали.

— Значит, я выбрала этот приказ.

— Сделай новый выбор. Выбери праведную жизнь. Не иди по стопам отца только потому, что он этого ожидает.

— Я делаю это не ради него, а ради себя. К тому же, какое ты имеешь право говорить мне о праведной жизни? Ты живешь в роскоши, потому что папа заработал кучу денег на наркотиках, оружии и проститутках…

— Изначально были вложены мои деньги.

— Которые ты решила отдать ему!

— Я трачу деньги и на множество добрых дел.

— Деньги и власть, мама. Ты живешь так, как живешь, благодаря деньгам и власти. Иди на улицу и поживи, как твои бомжи, а потом уже говори о морали.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать? Со мной, которая стольким ради тебя пожертвовала!

— Тебе никто об этом не просил.

— Я все ваше детство просидела с тобой и Кристиной дома и всегда думала прежде всего о вас, а потому уж о себе.

— Ты сама предпочла сидеть дома. Сама решила настолько изжить в себе любой эгоизм, что почти изжила саму себя. В этом некого винить.

Пощечина была такой сильной, что голову Фрэнси качнуло в сторону. Нельзя бить маму. Нельзя бить маму. Нельзя бить маму.

Не взглянув на мать, Фрэнси повернулась и пошла на террасу, чтобы забрать детей.