Но ее энтузиазм, похоже, возымел обратный эффект.
– Откуда ты знаешь? – Сомнение вернулось.
– Я увидела ее сегодня в поезде.
– Случайно?
– Нет, на самом деле я послала ей сообщение. – Анна понимает, что Карен не понравится, что она обсуждала ее горе с кем-то чужим, поэтому она отчетливо произносит: – Я была должна ей деньги за такси в Лондон.
– А! – В тоне подруги снова появился интерес. – Но почему ты думаешь, что она захочет со мной поговорить?
– Она сама предложила, – напрямик говорит Анна. Она больше не может соблюдать осторожность, хотя и не думает, что будет уместно сказать, что прямо сейчас они вместе сидят в пабе. Анна надеется, что Карен и сама поймет по шуму. – Она спросила о тебе, как сделал бы любой нормальный человек. И я сказала, как ты хорошо справляешься с этим – ты в самом деле великолепно держишься. Но – и, надеюсь, ты не против, – еще я сказала, что ты чувствуешь, будто в случившемся есть твоя вина. А она сказала: нет, ты не виновата. Никоим образом.
– О!
Длительная пауза. Карен явно пытается усвоить все сказанное.
– Хорошо, – соглашается она. – Если ты так хочешь.
И снова Анна старается быть откровенной:
– Да, хочу. Но только потому, что, по-моему, это тебе поможет.
– Ладно. Ладно. Пожалуй, я ничего не теряю, верно?
– Да, – признает она. – Пожалуй, ничего.
Четверг
19 ч. 53 мин
Карен торопливо сгибает листок бумаги, чтобы не увидели коллеги. Она оглядывается: не подглядывает ли кто, потом смотрит на Саймона.
Он улыбается, приподняв брови.
У нее в животе все сжимается. Она
Она кивает, быстро, опасливо, и через два часа они едут в его машине в направлении Хоува, что в нескольких милях от их офиса в Кемптауне, но это все равно рискованно. Она смотрит на профиль Саймона за рулем, он сосредоточен, но постоянно поворачивается к ней и каждый раз улыбается. Ему как будто все равно, и она гадает, действительно ли ему все равно, что их увидят вместе. Да она и сама не слишком возражает, поскольку уже знает, хотя и слишком преждевременно, что хочет этого мужчину, что одного раза никогда, никогда не будет достаточно.
Они вылезают на Греческом рынке и бегут покупать еду и вино. В холодном дневном освещении видна убогая лавчонка, но нет, это не холодное дневное освещение, это волшебный июльский вечер, мир купается в теплом персиковом сиянии семичасового вечернего солнечного света, и всё и все как будто ошеломлены, включая эту забавную ветхую бакалейную лавку. Внутри соблазнительные лакомства как будто предлагают им себя. То, что обычно кажется довольно обычным набором основных продуктов и дешевого алкоголя, становится рогом изобилия восторгов – хумус, тарамасалата, оливки, долма, пита, – и в них явно нет недостатка.
Все обязательно будет исключительно вкусно. Карен с Саймоном быстро наполняют корзину, добавляют бутылку вина – они сошлись на том, что оно должно быть шипучим, охлажденным и почему бы не розовым? Оно, похоже, отражает настроение вечера – опьяняющее, но легкое, безобидное. Конечно, это вряд ли выбор аморальных распутников: скорее выбор двоих, наслаждающихся моментом, захваченных таким сильным и неудержимым влечением, что всякие последствия их поступков отодвинуты прочь на долгие световые годы.