Один на льдине

— Ганс, — говорю я, еще в шоке, — это что такое? — Нашел у кого консультироваться.

Ганс потупил взор и говорит, как второгодник: — А чё? Я ничё… Все нормально…

И ведут меня к прокурору в рваных штанах и раскуроченных ботинках.

Прокурор мне сразу говорит:

— Николай Александрович, рассказывайте все, как на духу. Расскажете все, как есть, — получите срок меньше, будете запираться — отмотаем по самый максимум. Выбирайте, вы ведь неглупый человек…

— Да я, гражданин прокурор, не знаю, о чем речь! Честно становлюсь на путь исправления, еду на поселение и вдруг — бац!..

— Бац… Ганс… — со скукой, разлитой по всему своему облику и кабинету, перебивает меня гражданин начальник, открывает папку, и я вижу в ней два диплома на фамилии неких недоучек Райтера и Яблонского. А к ним приложены показания этого львовского жульмана.

— Тэц… Бэц… — продолжает прокурор, берет показания и зачитывает:

— "…Попав в зону… твердо решив встать на путь исправления… я узнал, что есть человек, который имеет на продажу корочки дипломов и, выйдя на поселение, станет продавать их, нанося урон… системе высшего образования страны и вследствие этого — всему народному хозяйству…" и так далее, etc.

Оказалось, что этот львовский — агентурный осведомитель, завербованный на тюрьме и подброшенный, как кукушонок, в нашу "семью" специально под меня.

И не то, чтобы мне стало легче, когда прояснилась неопределенность возникшей коллизии, а вернулось привычное чувство протестного сопротивления — стихия. Еще раз повторяю, что когда тебя гонят вниз, то единственный выход — уходить наверх, используя все зримые и незримые свои силы.

А в зоне — шмон. После моего отъезда, якобы, на поселение мой барак перевернули вверх дном — искали "канцелярию" и "учебную часть". Поскольку экспертиза не подтвердила факт наличия моего почерка на дипломах, нужны были сами "корки" и печати. Несколько человек знали, где я кое-что припрятал. Например, Н. Хоминец, по кличке Коля Кинг, серьезный жулик из моего Конотопа, но он меня не сдал.

Снова рыли землю и осушали болота в Конотопе. Снова мама терпела позор. Опросили всех моих старых знакомцев — тишина. Один Яшка Богатырев, издохший недавно в Америке от рака легкого — сигар, видите ли, ему захотелось — стукнул, что через незнакомых людей поступало к нему предложение из зоны от Михалёва. Но он, иуда, якобы, при всем желании не мог выполнить эту просьбу, поскольку никаких дипломов и в глаза не видел отродясь.

И что в итоге имело следствие? Два диплома, которые оказались в оперчасти неизвестно как, и показания их агента, стукача, наседки, да дипломы на вымышленные имена. Даже по закону подлежали наказанию лишь те "деяния, которые влекли за собой незаконное освобождение…от каких-то обязанностей или незаконно дающие дополнительные права". Кому и какие права я дал? Несуществующим в природе людям? Именно это позже и отметит адвокат.

А меня везут в СИЗО Ровенской области, когда до конца отбытия трехлетнего срока остается девять месяцев.

И этого львовского "вора в законе" тоже привозят.

А мне перестукивают из камеры: "Колюня, менты его сами опустили, башку разбили и хлоркой посыпали, руку или ногу выломали". Не скрою, это слабое, но утешение. Потому, что раскрутка идет; в Конотопе, в Киеве, в Москве следствие собирает все старые приговоры, они ищут ниточки, которыми шьются дела. Я сижу в СИЗО еще в пределах старой санкции, срок нового следствия кончается, а дело не вытанцовывается.

И тогда меня до суда возвращают в зону ИТК-46.

Я прихожу туда в третий раз…

4

До суда я старался занять себя работой под завязку, а поскольку на руководящую должность меня поставить хозяин уже не мог, я пошел в бригаду Бори Стариченко, уже знакомого читателю. Ему еще, как медному котелку, было тянуть восемь лет, и он был грамотным специалистом по электрохозяйству. Человек свой, он научил меня разбираться в наладке и устройстве пускателей, в электроизоляционных работах, а я тем же временем готовлю из нашей братвы девятнадцать лжесвидетелей, которые на будущем суду должны показывать, что не я, а этот львовский кент продавал дипломы на зоне.

Православные богословы говорят, что "из клевет самая тяжелая — ложное показание на кого-либо в суде". Но не бывает ли так, что отказ от самозащиты граничит с грехом самоубийства? И так ли уж праведны сами мои обвинители? Так, если бы Мелхола не скрыла Давида, то тот был бы убит. Так Ревекка подвела к Исааку для благословения вместо старшего сына Исава младшего, Иакова. Так Авраам, прийдя в Египет, назвал Сарру вместо жены своею сестрою… А что же мне, глупому, оставалось делать, как не цепляться за соломинку в этом море обыденных лжи и предательства?

Я подготовил информацию от людей в Киеве о том, что когда мы грешили этим делом, то за дипломами приезжал именно этот человек, а значит, у него вполне могли остаться какие-то из них. Эти люди скажут, что он мне и многим другим еще должен деньги по зоне. А значит, у него есть мотивы, по которым легче отделаться от меня, чем выплачивать долг. И он, таким образом, решил от меня избавиться.