Один на один с металлом

– Так вот, спасение для тех, кто не пал духом, пришло откуда не ждали. Немцы, сами того не желая, помогли им спастись. В ночь на второе июля на батарею со шлюпок и катеров высадились немецкие диверсанты шестой роты полка «Бранденбург-800». В их задачу входил захват секретной документации связи на командном пункте батареи и документов Особого отдела флота. Немцы были одеты в форму советской морской пехоты. Это по большому счету их и подвело. Одеты они были в чистую новенькую армейскую форму с нашитым на левом рукаве штатом морской пехоты. Вот только это нашивка появилась согласно приказу командующего ВМФ месяц назад, и естественно, что ни у кого из защитников Севастополя ее не было. Да и форма на них была грязной и оборванной… Ну, и сама высадка была обнаружена бойцами отдельной разведывательно-диверсионной группы… Кажется, правильно она называлась Парашютной группой особого назначения флота, – поправил я себя.

– Ну, и что дальше? – заинтересованно спросил Девятаев.

– Всю ночь наши разведчики вели бои с высадившимися «бранденбуржцами». К утру те были полностью уничтожены, а их шлюпки и катера были захвачены. Следующей ночью все наши оставшиеся в живых разведчики вышли в море. Все они смогли вырваться из осажденного Севастополя [70]. Кто-то сумел дойти до кавказского берега, кто-то, пристав к крымскому берегу, ушел к партизанам. Правда, несколько шлюпок под самодельными парусами из плащ-палаток унесло ветром в Турцию. Но оттуда с помощью наших дипломатов они вернулись в Союз через несколько месяцев… А Борис Ильинский в это время уже выбросил свой пистолет и думал только о сдаче в плен, – закончил я свой рассказ.

– Ладно, Виктор Васильевич, утро вечера мудренее. Обдумайте все хорошенько, – устало сказал следователь, нажимая кнопку вызова надзирателя.

* * *

А в это самое время на другом континенте, в одном из городов штата Северная Каролина, высокий молодой человек в форме уорент-офицера армии США давал присягу на верность Соединенным Штатам Америки. Еще несколько минут, и он официально станет гражданином самого могущественного государства в мире. А сейчас он, стоя у большого звездно-полосатого флага, мужественным голосом с очень сильным акцентом громко читал текст присяги на верность этой стране.

«Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, символом которой он является. Клянусь перед Богом в верности единой нации и стране – неделимой, свободной, одинаково справедливой для всех».

Перед началом церемонии в отделе иммиграции и натурализации молодому человеку с немного вытянутым лицом и каштановыми волосами, зачесанными назад, задали два стандартных вопроса. Состоял ли он в коммунистической партии и имел ли он судимость. На оба вопроса уорент-офицер, улыбнувшись, ответил отрицательно. Чиновник иммиграционной службы привычно записал ответы и, изобразив на лице широкую белозубую улыбку, произнес:

– Вы, мистер Бат, насколько я знаю, уже имеете серьезные заслуги перед Америкой. В нашей стране умеют ценить таких людей. Поэтому, я думаю, что, будучи гражданином нашего демократического государства, вы станете для многих уроженцев Америки образцом для подражания.

Если бы этот чиновник узнал, что достойный молодой человек будет присягать уже третий раз в жизни уже третьему государству, он был бы удивлен.

– Ну вот, Генри, теперь ты стал настоящим американцем, – хлопнул по плечу уорент-офицера полковник Бэнк [71]. – Это надо хорошо отметить, как ты на это смотришь?

– Да, сэр, – широко улыбнулся новоявленный американец. – Я приглашаю всех в итальянский ресторан. Старина Чезаре сегодня вечером должен накрыть стол по высшему разряду. Почту за честь, сэр, если вы тоже посетите нашу дружескую пирушку.

– Хорошо, Генри, – задумался полковник, что-то прикидывая в уме. – За весь вечер я тебе обещать не могу, но к началу твоего торжества я к старине Чезаре подъеду. Ну и подарок обещаю не только от меня, но и от мистера Волькмана [72]. Знаешь, наверное, что он сейчас в командировке. Но он помнит о тебе и высоко оценивает тебя как специалиста по России. Помни и цени это, Генри.

– Да, сэр, – американский военный непроизвольно принял строевую стойку.

– Ладно, ладно, расслабься, Генри, – сказал Бэнк, повернувшись к выходу из офиса.

– Ну что, гуляем по полной, завтра ведь выходной, – по-русски обратился Генри Бат к своим сослуживцам.

Четверо парней в званиях сержантов американской армии заулыбались.

– Ладно, Гена, гулять так гулять, – тоже на русском ответил ему широкоплечий крепыш с оттопыренными ушами.

…Как и во многих ресторанах, середина данного заведения была занята продолговатой площадкой. Справа и слева от нее, немного выше, размещались столики. Еще в ресторане звучал джаз, хотя он и считался итальянским. Генри за два года, проведенных в Америке, понял, что джаз можно любить, можно не любить, но укрыться от него в этой стране невозможно.

– За твою предприимчивость и удачу, Генри, – полковник Бэнк поднял высокий широкий бокал с «гай-болом» – виски, смешанным со льдом.