Один на один с металлом

Выпив, он бросил в рот горсть соленых орешков и сказал:

– Я вынужден покинуть вас, джентльмены. Увы, меня ждет машина.

В ответ уходящему начальнику крепыш с торчащими ушами, одетый на сей раз в джинсы и клетчатую рубашку, тихо проворчал:

– Ну, кто же виски или водку орехами закусывает. Разве они закусь… Селедочки бы с картошкой и черным хлебом, а с салом еще лучше.

– Помнишь, как у нас инструктор подрывного дела в абвергруппе [73] шнапс салом закусывал? – обратился он к соседу за столом. – Сало резал тоненько-тоненько и на хлеб клал.

– Ладно, не трави душу, лучше наливай.

После ухода начальства пару раз выпили неразбавленного виски «Белая лошадь». Закусили пиццей, Генри при этом не закусывал, а занюхивал, отломив кусочек открытого итальянского пирога.

Когда официант принес им спагетти, густо политые каким-то острым южным соусом, выпили уже третью бутылку. После того как за столом опустели тарелки и была прикончена пятая бутылка, официант принес им какое-то итальянское сильно наперченное рыбное блюдо. Генри уже осоловелыми глазами смотрел, как из-за оркестра выскочили полуголые девки. На головах у них были какие-то странные уборы из перьев.

«Как у индейцев в фильмах про Дикий Запад», – мелькнула в голове ленивая мысль.

Девки отплясывали в такт музыке, при этом перья стали разлетаться по залу, и одно медленно опустилось в его тарелку с недоеденным жареным скатом, рядом с вилкой и столовым ножом. «Ну, вот я и стал настоящим американцем, – тупо шевельнулась в голове мысль. – А ведь десять лет назад я уже стал хохлом… Да нет, никем ты не стал, – трезвея, ответил он сам себе. – Ты просто перестал быть русским…»

– Да и черт с ним, – вырвалось у него, и он налил себе полный стакан виски.

Главное, что он им, американцам, нужен. Не зря ведь они смогли его три года назад вывезти из порта Владивосток. А русские любят говорить, что у них граница на замке. Идиоты!

– Хрен вам, а не на замке, – пьяно по-русски пробурчал он.

– Чего-чего? – повернулся к нему сосед за столом.

– Ничего, – буркнул он в ответ. – Наливай еще по одной.

Одним глотком влив в себя обжигающую жидкость бурого цвета, он занюхал куском пирога, потом сунул пирог в рот и стал медленно жевать. Снова тяжелыми жерновами в голове заворочались мысли.

Эти оперативники из МГБ, а сейчас уже из МВД, наверное, до сих пор головы ломают, куда делся механик из рыболовецкого колхоза Алексей Соколов. Фронтовик, орденоносец, уроженец деревни Лыткино Дорогобужского района Смоленской области. Тогда, осенью сорок четвертого, он с документами комиссованного после тяжелого ранения фронтовика приехал на Дальний Восток. Легенда была продумана до мелочей. В немецком госпитале в Штеттине ему под наркозом сделали два надреза – на груди и на животе. Позже, когда он учился в рыболовецком техникуме, эти шрамы вызывали нескрываемое уважение не только у безусых мальчишек, но и воевавших ровесников. А еще ему сочувствовали, ибо знали, что в Приморье он подался не от хорошей жизни – его родную деревню во время оккупации фашисты сожгли вместе с жителями. И он, воевавший с лета сорок первого года, подался, как говорится, куда глаза глядят.

«Идиоты, – снова злорадно подумал он о русских контрразведчиках. – Те две мои встречи с Сидоровым вы тоже прохлопали… И когда я на своей моторке рыбу на посты наблюдения ПВО возил, на тот самый… А американцы молодцы, тут ничего не скажешь…»

Когда он той октябрьской ночью на веслах подошел к берегу, тихо поднялся по скале, прирезал двух салаг-матросов, камнем разбил стекла экранов РЛС. Потом так же незаметно выгреб на своем «тузике», а через несколько кабельтовых завел свой работающий как часы навесной мотор. Утром он уже был во Владивостоке, куда за два дня до этого зашел под чилийским флагом сухогруз. В зашифрованной радиограмме, которую он принял по обычному любительскому радиоприемнику с большим деревянным корпусом, ему были даны подробные инструкции. Тщательно проверившись, есть ли наружка, он, Алексей Соколов по легенде, или на самом деле Геннадий Батенко встретился с машинистом чилийского судна. Этот человек был одного возраста с Геннадием, одного роста, имел такое же слегка вытянутое лицо. Но на этом внешнее сходство заканчивалось. У моряка была аккуратная шкиперская бородка и очень коротко подстриженные волосы.

Вспомнив об этом, Генри пьяно ухмыльнулся. Американцы и это хорошо знали. Как и то, что инструкторы из абвера учили его до полной неузнаваемости изменять внешность. Этот агент помог тогда ему, Геннадию, как говорили у них при подготовке, «навести марафет». Через час на его лице была небольшая, аккуратная борода. Выглядела она естественно. Каждый волосок был подогнан к натуральной двухдневной щетине. Над правой бровью появился сделанный с помощью гримерного клея небольшой шрам.

– Такие приметы, как шрамы и родинки, всегда замечают таможенники и пограничники, – сказал гримировавший его человек. – Тем более этот шрам хорошо виден на моей, а теперь на вашей фотографии в паспорте, – улыбнувшись, пояснил он. – Теперь займемся вашей стрижкой.