Один на один с металлом

Не забыли и о частном подворье в русской деревне. Налоги на фруктовые деревья, домашний скот и птицу стали такими, что их стало держать просто невыгодно. В стране началась нехватка продовольствия, и Советский Союз начал закупать пшеницу, оплачивая закупки золотом. Особенно тяжелой оказалась обстановка с продовольствием в городах, где начался форменный голод.

А когда в 1961 году рабочие города Новочеркасска вышли на улицы, требуя от властей дать им возможность накормить свои семьи, то из Москвы последовал жестокий приказ. В городе была устроена настоящая бойня – людей расстреливали из пулеметов и автоматов. Ишь чего, хлеба им для детей надо, понимаешь. Потом голодный бунт произошел в городе Муроме Владимирской области.

Никита Сергеевич никогда не любил этот непокорный народ и эту непонятную страну. Дистанцируясь от своего русского происхождения, он ходил в украинской «вышиванке». А его второй сын Сергей Хрущев вообще станет гражданином США. Начались и гонения на православную Церковь – аресты священников, закрытие и уничтожение церквей.

Так в СССР началось то, что многие в нашей стране до сих пор величают «хрущевской оттепелью».

Часть вторая «Лайтинг Джо»

Глава 5 ОМСБОН своих не бросает

Солнце уже высоко встало над горизонтом, ярко освещая нанесенный сегодня ночью снег, который уже начал подтаивать. Снега-то, собственно, почти и не было, так, снежная пыль. Но вот ветер из степи дул холодный и сильный, порой даже пригибая верхушки карагачей [89], росших на въезде в поселок. Припорошило белой пылью и еще вчера ярко зеленеющую весеннюю травку. Такой уж у нас на Южном Урале климат, не зря же он резко континентальным величается. Зимой у нас до минус сорок может доходить, и если это еще с ветром… Хотя, что такое буран в степи под Оренбургом, великолепно описал Александр Сергеевич Пушкин в повести «Капитанская дочка». Если тебя внезапно настиг буран в степи, а он, как шторм на море, почти всегда приходит неожиданно, то спасение одно – зарыться в снег, делая себе глубокую нору.

Да и летом у нас часто до сорока доходит, только со знаком плюс. А ветер при этом несет сухую, обжигающую пыль. А вот апрель в этом году выдался просто великолепный. За первые две недели месяца яркое солнце почти полностью растопило снег, нанесенный мартовскими буранами, и дневная температура была около двадцати – двадцати пяти градусов. Уже через неделю после прихода тепла мы втроем – я, Айжан и сын Михаил – ходили в степь за первыми подснежниками. Мишке в этом году уже стукнуло четырнадцать, ведь родился он в том самом несчастливом для нас пятьдесят третьем году, и я его увидел только через пять лет.

Маше в этом году исполнится двадцать один. Дочь уже шестой год живет в Оренбурге. Два года назад она окончила медучилище, сейчас работает фельдшером на «Скорой помощи» и учится на вечернем факультете в мединституте. Почему именно на вечернем? Знающие люди, в том числе и Саня Пинкевич, объяснили, что шансы у моей дочери поступить после школы в институт были ничтожны. Те, кому положено просматривать анкеты абитуриентов, ее бы точно не пропустили. По слишком серьезной статье я отбывал срок. Сыну в будущей жизни тоже, видимо, несладко придется.

Это в Оренбурге таких, как я, немного, а в нашем поселке Адамовского района на востоке области почти половина мужиков, да и кое-кто из прекрасной половины человечества, мотали срок. Лично мне после освобождения не разрешили жить в областном центре. Отказались прописывать в доме покойной матери, да и все. И формально в милиции все сделали правильно. Как говорится, плетью обуха не перешибешь… Да и закон наш, что дышло – против кого повернешь, туда и вышло… Могло быть и хуже.

Вот я и шоферю уже девятый год в здешнем совхозе, а Айжан преподает в местной школе. Хотя по большому счету все не так уж и плохо. Мой «ГАЗ-51» – почти новая машина, простаивать на ремонте не приходится, зарплата нормальная, ну и возможность подкалымить тоже частенько бывает. Например, как сегодня ночью я сделал два «левых» рейса, перевозя кирпич для постройки коровника в соседнем совхозе. Без сна, но ничего, сегодня воскресенье, высплюсь и отдохну. Зато в кузове моего «газона» лежат несколько рулонов рубероида для перекрытия крыши нашего саманного дома, стоящего на окраине поселка.

Проехав большой плакат с нарисованным Лениным, который призывно указывал путь в светлое будущее, вытянув руку в направлении правления совхоза, я увидел возле нашего палисадника одинокую мужскую фигуру. Было довольно далеко, я не мог разглядеть лицо, но уже понял, что это приезжий. Мужчина был одет в серый плащ, под которым угадывался костюм, на его голове чуть наискось сидела фетровая шляпа.

Кто же это может приехать по мою душу? Или… Неужели то, что говорил мне полунамеками по междугороднему телефону два месяца назад Саня Пинкевич, возможно?

Я вдавил правой ногой педаль газа. Затормозил возле своего палисадника.

– Витька, бродяга! Ты на кого стал похож? – бросился обнимать меня Пинкевич.