Услышав блатное выражение, старшина недобро взглянул на меня, но ничего не сказал и прошел в дом следом за Пинкевичем. За всей этой картиной злорадно наблюдала соседка, гордо возвышаясь над выкрашенным в зеленый цвет забором. Но все хорошее когда-нибудь кончается. В этом случае уже минут через десять, когда из наших сеней пулей вылетел как маков цвет лицом старшина и рыкнул на явно не ожидавшую такого исхода дела осведомительницу:
– Гражданка Никанорова, вы ответите за ложный вызов и через час чтобы прибыли в отделение милиции! – Затем повернулся ко мне и, приложив руку к фуражке, смущенно проговорил: – Вы уж извините, что так вышло, и не держите на меня зла.
Я в ответ только махнул рукой.
– Чем ты его так напугал? – спросил я вышедшего через несколько минут Пинкевича.
– Тем, что он может из милиции вылететь через двадцать четыре часа, если до вас с Айжан продолжит докапываться и торговлю самогоном покрывать, – без улыбки серьезно ответил мне друг. – Все, закончили мы с ремонтом твоей крыши, так что давай собираться в дорогу.
Я не отрываясь смотрел на проносящиеся за окном нашего купе сосновые перелески и березовые рощицы. На столе тоненько позвякивала ложка в стакане с чаем, который несколько минут назад нам принес проводник. Мы с Пинкевичем ехали вдвоем, наши два попутчика оба вышли в Куйбышеве.
– Витя, я хотел спросить, еще как только приехал, – отхлебывая чай, заговорил Пинкевич. – А почему вы с Айжан кур не держите, ну, или гусей? Козу опять же можно, яйца и молоко всегда на столе были бы.
– Эх, Саня, ты что, в родной деревне не бываешь, что ли? – с горечью вырвалось у меня. – Этот гад Хрущев такие налоги на домашнюю живность и фруктовые деревья установил, что никаким царским эксплуататорам и не снилось. Сейчас власть в стране вроде бы поменялась, но кто его знает, что там дальше будет. Ну а мы худо-бедно все-таки живем. Зимой мы с сыном на зайцев петли в лесопосадке ставим… Они туда приходят объедать молодые побеги, целую тропинку натоптали, – улыбнулся я, вспоминая, как сын с гордостью принес свою первую добычу. – Летом, когда пшеница поспевает, на сурков петли ставим. У них мясо жирное, они зерном питаются. Опять же, по весне мы в степи не только тюльпаны собираем. Степных шампиньонов у нас пока хватает. Айжан их и солит, и жареные маслом заливает. Ну и мне когда подкалымить удается… Ну, ты сам у нас за столом пельмени с мясом ел и грибы… Наша семья-то выживет, меня в спецшколе ОМСБОНа этому учили, сам ведь знаешь… А вот в стране при нынешней власти с продовольствием лучше не становится. Хрущевское освоение целины – это ведь явное вредительство в чистом виде!..
– Почему это, объясни толком, – перебил меня Пинкевич.
– А потому, Саня. Я хоть по образованию не агроном, но все-таки в сельском хозяйстве работаю. Есть такое понятие, как зона рискованного земледелия. Это как раз относится к Оренбургской, Челябинской, Курганской области и к северу Казахстана. У нас раз на раз урожай не приходится. Да, в один год можно получить хороший урожай твердых сортов пшеницы, зато два последующих года будет жара без дождей, и весь урожай сгорит на корню. Я такое уже наблюдал, когда только начал шофером работать. Да и тот урожай, который вырастили в распаханной степи… У хрущевского окружения ума-то не хватило, чтобы хранилища для зерна построить. Или, наоборот, так сделали, чтобы половина урожая сгнивала… И самое страшное, что Хрущев полностью загубил сельское хозяйство в Центральной России. Людей оттуда отправили в Казахстан целину поднимать… А на этих землях ветра бывают сильнейшие, кара-чумыс по-казахски. Проще говоря, пыльная буря. Так вот, этот распаханный чернозем уже начало ветром сдувать. На Южном Урале и в Казахстане животноводство нужно было развивать, как молочное, так и мясное. Ну и русскую деревню загубить только врагу могло в голову прийти, – с горечью проговорил я.
– А я об этом, Витя, даже и не знал, – задумчиво проговорил Пинкевич. – Получается, что Хрущев со своей командой просто уничтожал все лучшее, что было создано при товарище Сталине. Как при Хрущеве флот сокращали, знаешь?
– Откуда, Саня. Я же сидел в это время.
– Ну, тогда слушай, мне это генерал-майор Мозгов рассказал. То, что я услышал, выглядело следующим образом. Начальник Особого отдела КГБ Балтийского флота, генерал-майор береговой службы Николай Кириллович Мозгов подготовил объективную аналитическую справку в ответ на приказ из Москвы уничтожать корабли и самолеты. Будучи категорически несогласным с этим явно вредительским приказом, начальник контрразведки флота отправил этот документ руководству военной контрразведки. Но генерал-лейтенант Гуськов, возглавлявший военную контрразведку КГБ, побоялся докладывать наверх. Своя шкура она, как известно, дороже. Тогда Мозгов, видя, как режутся корабли, подводные лодки и самолеты морской авиации, напрямую обратился к председателю КГБ Шелепину. Глава КГБ, хотя и мало понимал в делах флота, но, прочитав этот документ, посчитал его актуальным и решил обсудить вопрос на заседании Президиума ЦК КПСС.