Один на один с металлом

– Ладно, Витек, не бери в голову, – хлопнул меня по плечу Луис, явно заметив мой помрачневший взгляд. – Иди, вон, на диван приляг, отдохни. День-то у тебя сегодня более чем насыщенным выдался. А я в город по делам смотаюсь до вечера.

Подумав пару минут, я кивнул и осоловело поплелся к дивану, скидывая на ходу шлепанцы. В сон я провалился почти мгновенно, едва моя щека коснулась заботливо уложенной на диване подушки.

Когда к вечеру приехал Пинкевич, стол опять ломился от всевозможных закусок. Были там и две большие плетеные бутылки из темного стекла.

– Это, братцы, настоящее вино, вы такое точно никогда в жизни не пробовали. Как говорят на нашей с Сильвией родине, «напано вьехо».

– Старое испанское вино это, – сообщила женщина. – Правда, мы его с Кубы привозили, а не из Испании… Там сейчас фашисты у власти, – непроизвольно вырвалось у нее. Но тут же взяла себя в руки. – А вам, Александр Иванович, может, чего покрепче, – спросила Сильвия, посмотрев на Пинкевича. – Луис, у нас в холодильнике есть бутылка «русского газолина». Я сегодня купила.

– Бутылка чего? – с недоумением уставились мы с Пинкевичем на Луиса.

– Да бутылка «Столичной», водка это, – захохотал он в ответ, глядя на наши физиономии. Потом пояснил: – Когда началась гражданская война в Испании и стали прибывать первые советские добровольцы, тогда же мои земляки впервые познакомились и с русской водкой. Для солнечной Испании, где национальным напитком является виноградное вино, напиток, придуманный русскими, показался слишком крепким. Вот и прозвали его «русским газолином». А Сильвия водку так в память об отце зовет, он ее так до конца жизни называл. – И, понизив голос, чтобы не услышала ушедшая на кухню жена, рассказал: – Ее отец осенью сорок второго года погиб. Тоже в нашей бригаде служил инструктором минно-подрывного дела. Правда, на свое последнее задание улетел под Новгород командиром группы. А воевать с фашистами он еще в Испании начал под началом самого Доминго Унгрия [100], а учился у самого Ильи Григорьевиа Старинова [101].

Засиделись мы в тот вечер допоздна. Вспоминали события двадцатилетней давности. Луис живо, с интересом рассказал о Кубе, о ее народе, истории и лишь мельком о событиях, в которых ему самому довелось участвовать. Кое-что рассказал о своей работе Саня Пинкевич. Только мне особо рассказывать было нечего, и я больше слушал своих старых друзей и ел приготовленную Сильвией паэлью, традиционное испанское блюдо – рис с тушеным кроликом.

Утром, проснувшись на разложенном диване, я не сразу сообразил, где я нахожусь, но тут раздался веселый голос Луиса:

– Здоров ты спать, командир! Саня Пинкевич уже звонил, про тебя спрашивал. Давай, Витек, подымайся и приводи себя в порядок. Советую принять душ, хотя можно и в ванной полежать, если, правда, по-быстрому…

– Да вы тут совсем как буржуины живете, того и гляди, еще кофе в постель принесут, – шутливо ответил я.

– Ну, насчет кофе в постель – это уже перебор, – улыбнулся Луис, – но для тебя сегодня Сашка еще один сюрприз приготовил. Все, отставить разговоры, давай в душ, а я позвоню Сане, чтобы приезжал, – сказал Луис и поднял трубку домашнего телефона.

Через двадцать пять минут, когда я, ополоснувшийся в душе, побритый и одетый в чистую рубашку, пил на кухне чай, в квартире появился Пинкевич.

– Здорово, Витек! – с ходу поприветствовал он меня. – Давай быстрей допивай свой чай, машина уже у подъезда ждет.

– И какая же машина меня может ждать? Как в песне, «двое в штатском, двое в форме, черный воронок».

– Ты давай отвыкай уже от своего блатного юмора. Даст бог, через пару месяцев снова погоны наденешь. Пошли, пошли, ждут тебя уже, – нетерпеливо произнес Пинкевич, заговорщицки взглянув на Луиса.

– Да кто ждет-то, толком объясни? – вырвалось у меня.

Мы ехали около сорока минут на все той же служебной «Победе». Затем машина въехала в один из зеленых московских двориков, заросших липами и каштанами.

– Пошли, – обернулся ко мне сидящий рядом с водителем Пинкевич. Вошли в подъезд большого многоэтажного дома, и мой друг начал подниматься по лестнице, указывая мне дорогу. Дойдя до нужного нам этажа, он подошел к одной из дверей и нажал кнопку звонка.

Дверь открылась почти мгновенно, видимо, нас уже давно ждали. Я ожидал увидеть кого угодно, но в первый момент я даже не смог поздороваться. Настолько я был ошеломлен.

На пороге стоял Наум Исаакович Эйтингон.

Когда хозяин понял, что молчание несколько затянулось, он взял меня под руку и провел в квартиру.

– Наум Исаакович, а я слышал, что вы… – Я замолчал, подбирая слова.