Один плюс один

Он как раз из тех писателей, чьи стихи не связаны с прозой. У Валентинова творчество — несмешанное. Поэзия — отдельно, фантастика — отдельно. Только история — и там, и там. Не связаны, говорите? Ну-ну.

Зато стихи Андрея Валентинова связаны с Херсонесом, с городом, в существование которого начинаешь верить, только когда туда попадаешь. И о том, что творится там с человеческой душой, так и тянет сказать: «Такого не бывает!» Херсонес — это история, поэзия и фантастика в одном лице. Кто же тогда человек, пишущий стихи о Херсонесе? Даже не просто стихи — сонеты. Поэт? Фантаст? Историк?

Автор. Автор, включивший в одну из своих историко-фантастических книг небольшую подборку стихотворений. Автор, чьи строчки навсегда западают в память и помогают осознать то, что невозможно высказать:

Последняя царапина свежа.
Я возвращаюсь вновь без багажа,
Все оставляю. Сброшены все маски.
Последний луч касается небес.
Горит, горит закатный Херсонес.
Но сумерки спешат и гасят краски.

Другой писатель, разграничивший свое творчество, — Евгений Лукин. Его стихи выходят отдельными поэтическими сборниками. Его песни я горланила в весьма юном возрасте, не зная, кто их написал. (Никогда уже, наверное, не смогу восстановить цепочку, каким образом они до меня дошли.)

Лукин-поэт до предела сатиричен и вполне даже реалистичен. Не сразу понимаешь, как это может совмещаться в одном человеке. Ведь и проза Лукина порой иронична, а порой — настолько трагична (вспомните ту же «Зону справедливости»), что отходить приходится несколько дней. Читая его острые и смешные строчки, не замечаешь, как становится грустно — и как-то очень стыдно за нас, за непутевое человечество:

На исходе века
Взял — и ниспроверг
Злого человека
Добрый человек.
Из гранатомета
Шлеп его, козла!
Стало быть, добро-то
Посильнее зла…

Противостояние добра и зла — одна из главных тем не только для фантастики, но и для всей литературы вообще. А сатира — она на то и сатира, чтобы все переворачивать с ног на голову и ставить в тупик. Скажете, при чем же тут фантастика? А ни при чем. Просто Евгений Лукин — замечательный писатель-фантаст и столь же замечательный поэт. Общее для его поэзии и прозы — парадоксальное мышление. И каким бы фантастом был Лукин, не будь он поэтом (и наоборот) — это вопрос. Здесь тоже два плана, две сюжетные линии сплетаются в одну — только уже не в книге, а в самом человеке, в авторе. Реальность? Фантастика? А почему бы и нет…

5

Поэзия Олега Ладыженского — разговор особый. Долгий, сложный, интересный — и совершенно другой. Уже хотя бы потому, что книги Олди вообще поэтичны по своей сути. Попробуй разберись, где заканчивается проза и начинаются стихи, в какой момент в авторскую речь проникает поэтический ритм — и когда он затихает… А особенно если стихи написаны в строчку…

Когда я впервые читала «Бездну голодных глаз», равно как и «Орден святого Бестселлера», я каждый раз с запозданием улавливала эти переходы (удивительное ощущение: вдруг, резко понимаешь, что вот уже пять-шесть-семь строк как ты читаешь стихи…), возвращалась на несколько абзацев назад и перечитывала — уже совершенно иначе. Такая поэзия в прозе, нерифмованный пятистопный ямб («ямбец», по определению Олди) — довольно опасная для любого поэта штука. Он кажется очень простым, практически разговорным, не требующим от сочинителя каких-то творческих усилий. Но тут же возникает за спиной молчаливая тень Шекспира и грозит гениальным пальцем. Нельзя. Напишешь хуже — себя погубишь, напишешь так же — никто не поверит, напишешь лучше… впрочем, не напишешь. Но в том-то и штука, что Ладыженский — не любой. Он напишет не лучше, не хуже и не так же. Он напишет по-другому. Поэтому ему — можно:

…Они стояли. И они смотрели. И час, и два, и пять, и шесть часов они стояли — и молчала площадь, дыша одним дыханьем, умирая единой смертью; с ним — наедине. Наедине с растерзанной судьбой, наедине с вопросом без ответа, наедине — убийцы, воры, шлюхи, солдаты, оружейники, ткачи, и пыль, и швы распоротого неба, и боль, и смех, и судороги в горле, и все, кто рядом…