Один против судьбы. Повесть о жизни Людвига ван Бетховена

Сейчас композитор решил принять это приглашение и отправился на почтовых вдоль Моравы на север, через Ольмюц,[19] в Силезию. Этот край, где прежде ему не пришлось бывать, давно его интересовал.

На спутников, которые постоянно менялись в почтовых каретах, он не обращал особого внимания. Мрачный и молчаливый, он боролся в душе сам с собой. Два голоса спорили друг с другом. Один был радостный и обещал счастливое будущее. Другой был горьким и сомневающимся. Радость и горечь сомнения попеременно охватывали его.

У тебя теперь есть то, чего ты давно уже так жаждал. Любовь большой души, близкой тебе, любовь женщины доброй, нежной и преданной. Разве не призналась она, что думала о тебе много лет? Разве не доверялась она «твоему» дереву, когда ты гонялся за иными призраками?

Безумный! Против тебя ополчится вся семья! Мать, сестры, дяди, тети и двоюродные братья — все восстанут против тебя! Разве могут они отдать графскую дочь человеку простой крови! Ведь она крестница императрицы Марии Терезии! И вдруг превратилась бы в обыкновенную Терезу Бетховен!

Не верь знати, Бетховен! Не верь! Она предаст тебя! Мало кто из них относится к тебе как к равному, и кто знает, когда в любом из них пробудится голос предков. И вместо друга однажды перед тобой возникнет господин, который видит в тебе невольника.

Вспомни хотя бы Гайдна! Мир знает, что его гений будет выситься над всеми музыкантами целые столетия. Но когда Гайдн был в Лондоне, никчемный князишко послал ему письмо с требованием вернуться к обязанностям придворного капельмейстера! В юном господине пробудился вечный дух повелителей.

Гайдн, конечно, продолжал свои концерты в Лондоне, где он имел такой успех. Однако послал письмо с извинениями.

Ах, Гайдн, такой необыкновенно уравновешенный и такой умудренный! Случись такое со мной, я бы при первом же столкновении с князем обрушил бы на его голову все ноты, которые оказались бы поблизости! Я сказал бы: мне не нужна ваша капельмейстерская пенсия! Я не тот человек, который продается! Ни за какие сокровища, ни за какие милости!

Если в душе Бетховена была такая горечь, не мудрено, что на французских офицеров он поглядывал отнюдь не ласково.

Их послал сюда Наполеон. Император и изменник! Предатель, мерзавец, корыстолюбец! Ему уже мало самому быть императором, он теперь родственников своих женит и отдает замуж только в королевские семьи. Хочет кровными узами породниться с остальными тиранами! И своих генералов развратил всех до одного. Бывшим кучерам, писарям, ремесленникам он присваивает титулы князей и герцогов, только бы совсем оторвать их от тех, от которых они происходят.

И Бернадотту выделил какое-то княжество, украденное у итальянского народа, и нарек его герцогом Понте Корво. А если уж Бернадотта одурманил княжеский титул, то кому же тогда верить?

С горечью Бетховен вспоминал о своем кратковременном знакомстве с ним. Измену Наполеона и Бернадотта он пережил так тяжко, что не стал вводить мелодию «Марсельезы» в свои сочинения. Сейчас он рассчитывал, что уже не встретит на моравской земле ни одного французского вояки. Однако встречался с ними на каждом шагу. Ольмюц, бывший одной из самых неприступных австрийских крепостей, буквально кишел чужестранцами.

А будет ли их меньше в Опаве? В соседней Пруссии еще идет война, и в этих местах разместились резервы.

Скорее бы уж очутиться у Лихновского! Он знал, что Градец расположен в добрых двух часах езды от силезской столицы — Ольмюца. Уж там-то среди полей и лесов он найдет отдых от горьких дум и от французов. Лихновский манил его в письмах:

«Если хотите спрятаться от света, приезжайте в Градец! Здесь есть парк, в котором вы исчезнете, как в озере. В нем есть такие уголки, где вас не найдет никто — разве только дух королевны Кунигунды, которая некогда обитала здесь».

Бетховен нанял экипаж и, не мешкая, отправился в Градец.

Когда он подъезжал к замку, его ожидала встреча, поразившая его куда сильнее, чем если бы появилась сама королева Кунигунда. По извилистой тропинке по косогору ехало пятеро всадников. Сразу за холмом они повернули вправо и поскакали в луга, но и этой мимолетной встречи было достаточно, чтобы лицо Бетховена, едва прояснившись, снова омрачилось: опять французы!

Пожимая руку Лихновского, он первым долгом спросил:

— И у вас французские солдаты?

— В замке нет, а в окрестностях стоят.

— Надеюсь, хотя бы к себе вы их не приглашаете?

— Что поделаешь, — пожал плечами Лихновский. — Если бы к вам в дом ворвались татары с саблями в руках, вы и им улыбались бы. Они — победители, мы — побежденные!

— Именно потому я и не открыл бы им дверей!

Лихновский безнадежно махнул рукой.

— Но они могли бы принести мне много вреда. Впрочем, их офицеры образованные люди и любители музыки. Им знакомо ваше имя. Если они узнают, что вы здесь, они появятся в надежде познакомиться с вами.