Один против судьбы

Композитор выбирается на дорогу, ведущую к Онаве. Он не останется под крышей этого дома. Не станет дожидаться пинка, которым его сбросят с лестницы. На него обрушилась непогодь, потоки воды падали с неба, обдавали его из луне. Под плащом он прижимал к себе самое дорогое, что у него есть, — «Аппассионату». Но уберечь ее от проникающей сквозь одежду воды не смог…

И через столетия люди будут всматриваться в рукопись, обнаруживая следы этой страшной ночи.

Промокший до нитки, брел Бетховен по незнакомой дороге. После полуночи он прошел ворота опавской крепостной стены.

Утром Лихновский обнаружил на столе письмо:

«Князь!

Тем, кем вы являетесь, вы обязаны случайности своего рождения. Тем, кем я являюсь, я обязан самому себе. Князей существует и будет существовать тысячи. Бетховен — только один».

же давно Бетховена все сильнее притягивает поэзия величайшего из современных немецких писателей. Вольфганга Иоганна Гёте. Некоторые стихотворения поэта неотступно живут в памяти, непрестанно звучат в ушах и требуют, чтобы их красоту он воплотил в музыке.

Сейчас Бетховен сидит над одним из самых любимых. Он закапчивает музыку на «Песнь Миньоны». Это печальная жалоба итальянской девушки, разлученного с родиной. Как страстно звучат ее воспоминания о счастливом детстве!

Ты знаешь край, лимоны там цветут…

Миньона тоскует о родном крае, где жизнь была безмятежной, спокойной, и Бетховен вкладывает в эту мелодию свою собственную тоску. Он думает не об Италии, а о том уголке венгерской земли, где в парке стоит заветный белый дом.

Там у деревьев есть свои имена, а может быть, и человеческие души. По глухим дорожкам бродит задумчивая Тереза…

Путь от Вены в Коромпу недолог, по поездка туда несбыточна. Как пропасть лежит на его пути запрет родственников. Разве он жених для Терезы? Неимущий, не обладающий фамильным гербом, даром что в свои неполных сорок лет он признан первым среди немецких композиторов.

Вдруг чьи-то маленькие руки легли на его плечи. Он сердито повернулся. Кто осмелился войти, когда он играет!

— Это я — Брентано.

За его спиной стояла прелестная женщина, с розовым лицом и большими глазами, сверкавшими в тени соломенной шляпы. Пожалуй, только отсутствие южной смуглости не позволяло принять ее за ожившую Миньону! Мрачное настроение сразу покинуло его. Бетховен, не вставая из-за рояля, подал ей руку через плечо и весело сказал:

— Я только что сочинил для вас песню. Хотите ее послушать?

Она молниеносно кивнула головой, прошла вперед и оперлась руками о рояль. Ее карие глаза смотрели на него. Запел рояль, и за ним вступил мужской голос:

Ты знаешь край, лимоны там цветут…

Странный голос… Резкий, громкий, какой часто бывает у глухих. Девушка слушала с грустью. Но скоро се так захватила сама песня, что она забыла обо всем. Когда она зааплодировала, щеки ее пылали.

— О, как это красиво! Прекрасно!

— Тогда я спою еще одну. Хотите? — воодушевился Бетховен и запел другую песню Гёте, о любимой Италии, голосом еще более громким и резким:

Лейтесь вновь, слезы вечной любви!

Не дожидаясь приглашения, она присела на край кушетки, заваленной нотами и книгами.

— Наши говорили мне, что вас нелегко разыскать. Будто у вас три квартиры: одна в городе, другая здесь, у городской стены, а третья за городом. По от меня вы нигде не укроетесь, маэстро!

Бетховен добродушно кивал головой. И хотя молодая дама старалась говорить как можно яснее, он почти не слышал ее. Однако ему доставляло большое удовольствие любоваться дерзким и милым существом. Она пришла к нему всего второй раз, но чувствует себя здесь как дома.

Бетховену было свойственно с доверием тянуться к людям.

— Ко мне так и валят визитеры! Всякие знатные господа, которых я не люблю. Если бы я не скрывался, не было бы отбоя от посетителей…

— Которые лезли бы в вашу квартиру незваными, как я, да? — засмеялась она.

— Меня засыпали бы приглашениями к обеду, ужину и даже завтраку!

— А меня как раз послали для того, чтобы заманить вас на обед.

— Но у меня, право, нет времени, барышня, — пожал он плечами.

Она сделала вид, что огорчена, но тут же вскочила с кушетки и рассмеялась.

— Вы думаете, что я огорчилась тем, что вы не хотите идти к нам? Как бы не так! Я знала, что вы не пойдете. Но огорчилась оттого, что вы назвали меня «барышня».

— По как же иначе?

— Беттина! Я бы в самом деле хотела, чтобы вы так меня называли, — повела она прелестной головкой. — Гёте зовет меня просто «дитя». Кое-кто уже тоже стал меня так называть вслед за ним. Будто я и правда вечное дитя. Но я, представьте, через год выйду замуж, — подняла она вверх розовый пальчик.

Она действительно обладала даром легко сходиться с людьми. Недаром Гёте любил ее, как дочь.