Один сезон в тайге

Вот так ломаются стереотипы. Почему-то отложилось в памяти, что гнездо оляпки непременно должно быть на скале, над самой водой, желательно чтобы рядом с водопадом или с брызгами. И только сейчас вспоминается читанное когда-то, что бывают гнёзда, устроенные иначе, в том числе и на деревьях, так же как и у многих других птиц. Но это забылось, а осталось в памяти только то, что наиболее  ярко. Впрочем, и кормятся оляпки не только под водой, но и просто бегая по берегу. Но это тоже вроде не интересно, а вот что она, такая непохожая на всех нырцов, ныряет, ― это запоминается.

Ещё и ещё осматриваем гнездо. Можно сказать, смакуем. Очень уж оно красивое, новое и редкое. Такие находки запоминаются навсегда. Собственно, запоминаются и многие другие гнёзда, чуть ли не все, что ты нашёл, даже если их сотни и тысячи. В нашей работе каждая находка гнезда вызывает эмоциональный всплеск. А вот такое гнездо ― и вовсе не рядовое событие.

Мы договариваемся, когда встретимся в лагере, и Сергей уходит в лес, в гору. А я не могу отказать себе в удовольствии ещё раз посмотреть на оляпку у гнезда, выбираю удобное место и прячусь. Оляпка один раз пролетает над рекой, как будто она тут вовсе ни при чем. Её резкий голос, хорошо слышный даже возле бурных водопадов, здесь, над негромко журчащей водой, кажется немного неприятным, грубоватым.

Через несколько минут она снова пролетела, вернулась и села на тот самый камень, где я недавно стоял, затем полетела к гнезду, присела на миг на ветку, и её  грудка ярким белым пятном вспыхнула на фоне тёмной зелени. Потом она нырнула в гнездо, а на камень прилетела другая оляпка ― видимо, самец. Она потопталась немного, задрав кверху короткий хвостик, несколько раз быстро наклонилась и выпрямилась ― и улетела.

Я пошёл бродить вниз по берегу, где ещё ни разу не был. Очень хотелось найти ещё какое-нибудь гнездо, причём какое-нибудь такое-разэдакое.

Вдоль реки всегда есть тропка, её  протаптывают люди или звери, или и те и другие. Эта тропинка была проделана, скорее  всего, звериными ногами. Попадались следы от лосиных копыт, россыпи лосиного помёта и клочки их шерсти. Тут же были небольшие заячьи шарики. Тропа местами раздваивалась. Одна, заячья, уходила в густые кусты или ныряла под низкие ветки, а другая, лосиная, такие места обходила. На лосиной тропе мне было, конечно, лучше, чем на заячьей, но всё равно не очень удобно. Приходилось то нагибаться, то перешагивать через здоровенные валежины и наклонённые деревья. Но это всё-таки лучше, чем ломиться напрямую через лес.

Охотники и другие лесные путники часто пользуются звериными тропами, так же как самые разные звери охотно используют наши лесные дороги и дорожки, если они не очень оживлённы.

Дальше на тропе я нашёл хорошо знакомые по тундре чёрные «орешки» северного оленя, а потом ― следы от могучих медвежьих когтей на стволе огромной ели у тропы. Так медведь метит свою территорию: встанет на задние лапы ― и давай царапать дерево, да притом старается достать повыше, чтобы другие медведи, когда придут на это место, увидели, какой он большой, и зауважали. Эти задиры для медведя приблизительно то же, что песни для птиц. Следы когтей на ели были старые, заплывшие смолой и потемневшие. Да и помёт лосей и оленей, что здесь попадался, тоже был, видимо, не очень свежим, эти шарики могут сохраняться много лет.

Из небольшой пихточки у самой тропы вылетел с испуганным цаканьем певчий дрозд, и я увидел гнездо. Оно располагалось невысоко и выглядело очень живописно, особенно изнутри: ярко-голубые яйца с чёрными пятнышками лежали в ярко-жёлтой чаше. Мне даже показалось, что выглянуло солнце и осветило внутренность гнезда. Я непроизвольно оглянулся на небо ― оно было по-прежнему непроглядно мутным. Певчие дрозды не выстилают гнездо травой, как другие дрозды. Они штукатурят его изнутри гнилой древесиной, скрепляя её  собственной слюной. Получается что-то похожее  на рыхлый картон или папье-маше. Гнездо, которое мне попалось, было вымазано какой-то очень уж жёлтой гнилушкой.

Когда я стоял у пихты, рисовал и описывал в дневнике гнездо, увидел зайца. Замер. Он тихо и беспечно приближался по тропе. Заяц, идущий «пешком», для нас непривычен, мы привыкли видеть зайцев убегающими. Зайцы не умеют ходить попеременным шагом или бежать легкой рысью, как, допустим, собаки, кошки или лошади. Они могут передвигаться только прыжками. И когда заяц идёт совсем медленно, он передние ноги ставит впереди себя поочередно, а потом обе задние лапы, большие, как лапти, почти одновременно заносит вперёд, как бы закидывая их через стороны. И кажется, что заяц хромает, шкандыбает, такой неуклюжий и смешной.