Один сезон в тайге

Крохалиха улетела. Это короткое зрелище сначала прибавило нам решимости продолжать рыбалку, но потом, наоборот, расхотелось. Видимо, в противоположность крохалихе, с азартом у нас было похуже. Хотя, с другой стороны, как-то успокаивало, что если даже такой профессиональный рыбак, как крохаль ― и тот имеет право на неудачу, то нам и вовсе простительно. Займёмся-ка мы лучше своим профессиональным делом, орнитологией.

И мы решили сходить на небольшой остров, что находился как раз за плёсом, напротив нас. Мы давно на него поглядывали, но то вода была высокая, то со временем туго. На острове был в общем такой же лес, что и в пойме. Но многие птицы с особой охотой гнездятся на островах, потому что чувствуют себя там более  защищёнными. Вообще острова обладают необъяснимой притягательной силой. И для нас ― тоже.

Мы оставили удочки, прошли немного вверх по берегу и перебрели по перекату на остров. Затяжной, но слабый дождик после сухой погоды не успел наполнить реку. Ничего особенного на острове не было, только несколько старых дроздовых гнёзд. Правда, ещё поймали и разглядели птенца перевозчика. Ему было не больше двух дней от роду, и вылупился из яйца он точно где-то здесь, на острове.

Возвращались по другому перекату, что ниже по течению. Этот перекат был широким, совсем мелким. Слабые струи воды пробивались сквозь заросли похожего на лопухи белокопытника и водяного хвоща. В этих зарослях, через которые цедилась вода с нашего рыболовного плёса, нашли мертвого сига-пыжьяна. У него позади головы были глубокие рваные раны ― следы от клюва крохалихи.

Это было единственное за весь сезон наше рыбное блюдо. На большой сковороде сиротливо лежали несколько маленьких золотисто-коричневых крючочков ― всё, во что превратились после жарки гольяны. Посередине сковородки красовалось четыре аппетитно-румяных кусочка пыжьяна ― подарок птицы орнитологам. Конечно, этого нам было маловато. Но очень, очень вкусно.

25. Форсирование

Когда дождь утихал и можно было работать с биноклем, я брал магнитофон и шёл на слежку. Существенных изменений в тактике поисков корма в эту мерзкую погоду я ни у весничек, ни у таловок не нашёл: и те и другие, как и в тёплые дни, были заняты в основном тем, что перепрыгивали по ветвям, осматривали кроны. Время от времени порхали в воздухе у ветвей и цветов. Пожалуй, чаще обычного спускались на землю. Словно и не замечали ни дождя, ни холода. Как всегда, бойкие, проворные, выглядели беззаботными «божьими птичками».

Зато, глядя друг на друга, мы не могли не замечать, что лица у нас далеко не беззаботны. Было о чём тревожиться. Дети у наших подопечных росли, как на дрожжах. Из нескольких гнёзд весничек птенцы уже вылетели. Откочевала с выводком первая жена Жака ― Ага. Жак остался с Земфирой и своими более  юными отпрысками. Веером брызнули из-под ног Сергея подросшие потомки Ажика. Сам он и его супруга ещё сутки держались с детьми недалеко от гнезда, потом пропали.

На участке появились незнакомые веснички со своими выводками. Вели они себя не так, как наши меченые пеночки. Наши уже давно привыкли к тому, что какие-то большие двуногие животные постоянно шастают возле них, заглядывают в гнёзда, даже извлекают птенцов, но, как ни странно, возвращают обратно. Многие пеночки уже перестали беспокойно кричать при нашем приближении. Иногда даже казалось, что они с нами здороваются. Но пеночки-пришельцы встречали нас паническими криками. Словом, не выражали ни малейшего доверия. Конечно, это нас раздражало, тем более, что нередко они заражали паникой и старых обитателей нашего участка.

Правда, не все этой панике поддавались. Однажды у тридцать шестого гнезда на меня подняли крик пришлые веснички. Их было две ― очевидно, самец и самка. Их птенцы затаились где-то в дальнем ивняке, но птички были явными перестраховщиками, они прилетели ко мне и теперь надсадно меня освистывали. Появился с пучком насекомых в клюве хозяин гнезда Кока, затем прилетела и хозяйка, они по очереди спустились к гнезду, которое было в пяти шагах от меня, накормили птенцов, взяли от них взамен беленькие «санитарные пакеты» ― капсулы помёта ― и молча улетели. Только Кока через плечо, как бы осуждающе, глянул на бестолковых гостей. Я отметил, что эти посторонние птицы не вызвали у хозяина территории Коки каких бы то ни было проявлений агрессивности.

Доверие, проявленное ко мне хозяевами тридцать шестого гнезда, было столь демонстративным, что паникёры, «фюитькнув» в нерешительности ещё несколько раз, успокоились и улетели обратно в ивняк. Вскоре Кока снова появился с кормом, спустился в гнездо и вылетел с очередной капсулой. Я совсем забыл о том, что передо мной хотя и двуногое существо, но вовсе не человек, и сказал ему: «Спасибо, Кока!» Он недоумённо посмотрел на меня и чуть заметно дольше обычного задержал на мне взгляд. Мне показалось, что в этом взгляде мелькнула тень насмешки, и я бы, наверно, не удивился, если бы при этом он повертел у своего виска когтистым пальцем. Но Кока, как и прежде, молча скрылся в кустах.