Один шаг

Василий Дмитриевич женился поздно, все ждал чего-то, взял тоже приезжую, учительницу Соню, Софью Ивановну, которая, в первый же год разрешившись сыном, бросила работу и начала прибаливать, таскать Кольку к матери в Лиски. Большую часть года Василий Дмитрич жил один, соломенным вдовцом, питался в школьном буфете, скучал, но не хохлился и жалел только об одном, что нет рядом Кольки.

Колькина кроватка, прибранная давно, наверное, еще в день отъезда, стояла в соседней комнате. Степановна заметила эту кроватку и подумала, что Ваське, должно, тоже живется не сладко, и что ей это как раз на руку: человек всегда лучше понимает человека, ежели у обоих худо на душе.

– Ты знаешь, чего я к тебе прийшла? – спросила в упор Глаша.

– Откуда же мне знать, Глашенька?

– Растолкуй ты мне, пожалуйста, про закон Ома.

Василий Дмитрич сперва опешил, уж слишком неожиданно прозвучала эта просьба в устах Глаши, но сдержал улыбку и стал объяснять. Так он обычно рассказывал детям на уроке, сравнивая электрический ток с людской толпой, протискивающейся через двери клуба. Степановна слушала внимательно, не перебивая и не переспрашивая, смотрела в сторону, и Василий Дмитрич не мог догадаться, глядя на нее, поняла она что-либо или нет.

Потом лицо ее посветлело.

– Так это ж вроде как в жизни, – обрадовалась Степановна. – Чем крепчей человек, чем старания у него побольше, тем скорей он всякую нечисть со своей дороги сметет... Так вот он какой, закон Ома!..

– Ишь ты, как повернула! – удивился Василий Дмитрич. – А зачем тебе закон Ома, ежели не тайна?

Глаша вздохнула.

– С работы меня снимают, Вася, вот в чем суть.

– Тебя? Да не может быть!.. И причем тут закон Ома?

– Не учила я его, Вася... А Иванович говорит, что без этого доить электричеством не допустят.

– Вот оно что! – Василий Дмитрич улыбнулся одними глазами.

– На коноплю думаю пойтитъ.

– Ну, знаешь ли, это не годится. Столько лет отдать животноводству, и вдруг на коноплю!

– Экзамен, говорил, еще будет. Для мастеров дойки.

– Конечно, как же без экзамена?

– То-то и оно.

Василий Дмитрич задумался, несколько раз прошелся по комнате взад и вперед, потом опять остановился перед Глашей.

– Ты поняла, что я объяснял тебе про закон Ома? Только по-честному.

– Тю, чего тут не понять! – Глаша повела плечами.

Василий Дмитрич обрадовался. – Ну, хочешь, я тебе и о другом порасскажу. По программе. В общем позанимаюсь с тобой.

Глаша помолчала. – Думаешь, одолею?

– Конечно... Ты ж в школе, кажется, на одни пятерки училась.

– Э... Когда это было!

– Да, давненько, – согласился Василий Дмитрич. – Однако учиться никогда не поздно...

– Чула об том, – хмыкнула Глаша. – От деда Панкрата.

– Программу надо достать.

– Это ты достань, я не буду.

– Почему ж не будешь?

– Стыдно мне. Я и учиться начну так, втихомолку, чтоб никто не знал.

– Тайком? – Василий Дмитрич поднял брови. – Не понимаю, зачем тебе это?

– Недогадливый ты все-таки, Вася, – искренне вздохнула Степановна. – Каким ты был, таким остался... А ежели провалюсь, не осилю экзамена, что тогда? Сквозь землю лететь?.. И тебе со мной на людях показываться не треба. Меньше языки чесать будут.

– Не боюсь я этих языков...

– Зато я боюсь, понятно?

– Хорошо! – Он легко согласился. – Будь по-твоему... За программой в город придется съездить.

– Прогуляйся, – Степановна поднялась. – Запозднилась я тут с разговорами. Наташка, должно, после танцев ужо вернулась, хватилась матки.

– Ну, а матка с хлопцами гуляет... Так?

Василий Дмитрич добродушно рассмеялся, хотел задержать ее руку в своей, но Глаша тихонько высвободилась и быстро, не глядя на него, шагнула с крылечка в темноту ночи.

– Завтра прибегу... – донесся ее голос.

– Буду ждать. Прибегай!

Василий Дмитрич долго стоял на крыльце, смотрел ей вслед и вспоминал, как много лет назад вот так же назначала она ему встречи, как он ждал, мучился подозрениями, если она опаздывала, и как сразу же прощал ей все, едва она появлялась.

3

Оборудование для механической дойки привезли под вечер. Получать его ездил на станцию сам председатель. Степановна видела, как уже у фермы он распахнул дверцу кабины, спрыгнул на ходу и, оглядываясь, побежал впереди машины, показывая шоферу, куда рулить, где и каким бортом становиться.

– Поаккуратней, поаккуратней! Пять с липшим тысяч новыми деньгами стоит! – повторял Анатолий Иванович довольным голосом.

Доярки уже ждали стадо, но, завидев машины, высыпали из красного уголка навстречу.

– Здорово, невесты! – крикнул председатель. – Добро, что все в сборе. Сгружать поможете.

– Еще пальцы вашими ящиками поотбиваешь! – отозвался кто-то.

– Тут аккурат все ваши ящики, ваше имущество, – отразил наступление председатель.

– Катькино тут имущество, а не наше. Нам от этого имущества одни болячки.

– Ну, ну, орлицы! – Голос Анатолия Ивановича стал строже. – Шутки шути, а людей не мути. Пошутили и годя! Работать надо!

Степановна стояла в стороне и молча, с неприязнью смотрела на белые, обвязанные проволокой ящики с надписями «Не кантовать», «Верх» и высокой рюмкой, нарисованной на одном из них. «Володьке как раз впору», – ухмыльнулась Глаша.