Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая)

  Укрепив свое стремление к Просветлению, я принялся лепить пепельницу. На третий день я, с тремя глиняными обезьянами, появился в прокуренном кабинете директора. Он быстро оглядел мою работу и сказал:

  – Ну что ж, обезьяны похожи на обезьян. Так какой ты хочешь разряд? Третий или четвертый?

  – Четвертый, – выпалил я, хотя не представлял, во что это мне выльется.

  – Ну, хорошо, – с серьезным видом сказал он. – Вот тут у нас заказ на двенадцать гипсовых ваз в греческом стиле. У тебя есть месяц, чтобы их сделать. Каждая ваза высотой в полтора метра. Я думаю, ты справишься.

  Меня перекосило от его задания, но на лице я изобразил счастливую улыбку. Я с победоносной физиономией прошагал мимо лепной мастерской и, засунув обезьян под мышку, горделиво направился домой – о завтрашних неприятностях с вазами не хотелось думать. Вдруг меня окликнул приятный женский голос – я обернулся и увидел Светлану, первую университетскую красавицу: ее белокурые локоны волной падали на плечи, светлое шелковое платье облегало стройную фигуру. Я всегда издали любовался ее красотой, но подходить не решался.

  – Никогда не думала, что ты так хорошо умеешь лепить, – с веселым удивлением сказала она.

  – Решил стать скульптором, – заявил я и галантно взял ее под руку.

  “Если на Пути к Просветлению мной интересуются такие очаровательные девушки, то я иду верным путем”, – промелькнуло в голове. Пройдя в молчании несколько минут, я решился спросить:

  – Не интересует ли тебя жизнь после смерти?

  – Я уверена, что смерть ставит точку на нашем существовании, и поэтому надо брать от жизни все что можно.

  – Твой ум пребывает в заблуждении, – заметил осторожно я.

  – Разве ты – судья последней инстанции? – ответила она недовольно.

  – Почти что, – отпарировал я и в этот момент заметил, что ее стройные ноги притягивают взгляды прохожих.

  – Я не люблю навязчивых молодых людей, – сказала она, с раздражением и, оттолкнув мою руку, пошла в противоположную сторону.

  “С такой строптивой красавицей сложно добраться до Абсолюта”, – размышлял я, оставшись на тротуаре с тремя обезьянами под мышкой.

  На следующий день я сразу же отправился в лепную мастерскую, намереваясь выведать у рабочих, как лепятся вазы.

  Мастер лепной мастерской – тот самый угрюмый толстяк – очень удивился моему появлению и заявил:

  – Такие работники, как ты, мне здесь не нужны, а со своими вазами можешь убираться к чертовой матери!

  Вихрь его темных мыслей рассеял мое приподнятое настроение.

  “Как жаль, что темные личности тоже встречаются на Пути к Просветлению!” – думал я.

  Я зашел в кабинет к директору и пожаловался:

  – Мастер ослушался вашего приказа и выгнал меня вон.

  – А ну-ка позови его сюда, – рассвирепел директор, и его правое веко дернулось.

  Победоносно зайдя в мастерскую, я заявил презрительно смотрящему на меня начальнику:

  – Вас вызывает к себе директор комбината.

  – Ну, ты у меня еще попляшешь, – с ненавистью сквозь зубы процедил он, вернувшись от директора красным как рак.

  Не зная, как приступить к лепке ваз, я ходил по мастерской, осторожно наблюдая, как мастер ваял амфору, до тех пор, пока его сальная рожа не расплылась в ухмылке. 

  – Так ты, как я вижу, ничего не умеешь делать? – заявил он мне, дыша перегаром в лицо. – Какой разряд дал тебе директор?

  – Четвертый.

  У мастера глаза вылезли на лоб.

  – Да знаешь ли ты, щенок, что у меня самого только пятый, и я двадцать лет уже тут работаю, а ты пришел с четвертым! Ты что, родственник директора? – злобно оскалился он.

  Я попятился к дверям, чтобы не отвечать на его идиотские вопросы, и, оказавшись во дворе, стал лихорадочно обдумывать свое незавидное положение.

 “Самое главное – вовремя смыться, – мелькнуло в голове, – но что тогда будет с моим Просветлением?” И я решил бороться до конца. Поскольку сделать вазу я был не в состоянии, то решил где-нибудь ее раздобыть. Надев для маскировки темно-синюю спецодежду лепщика, я угнал небольшой грузоподъемник, припаркованный во дворе, и на нем отправился на поиски вазы.

  Проезжая мимо парка Пушкина, я заметил девять белых ваз высотою около метра. К ним-то я и подъехал. Милиционер уважительно отнесся к моей спецодежде, но, когда у него на глазах я деловито подхватил подъемником вазу весом в триста килограмм, он подозрительно спросил:

  – А документ у тебя имеется, любезный?

  – Ну конечно, – ответил я весело, похлопав по пустому карману. – Двенадцать новых ваз вскоре будут стоять на этом месте, – объяснил я ему. – Эта работа делается по специальному заказу.

  И увез бетонную вазу, оставив вместо нее квадратную вмятину в земле.

  Мастер, завидев меня с огромной вазой, с негодованием процедил:

  – Чтобы ноги твоей не было в моей мастерской, а свои двенадцать ваз будешь делать во дворе.

Я вначале не придал значения этому требованию и, довольный собой, стал ходить вокруг вазы, пытаясь понять, как снять с нее двенадцать улучшенных копий. Но вдруг начался ливень, и, промокнув до нитки, я подумал: “Как жаль, что Путь к Просветлению не является сплошным развлечением!”