Он наслаждается, даже когда описывает публичный дом («Яма»), но самая обаятельная героиня там – Тамара. Почему? А потому что Тамара среди всех этих проституток, которые занимаются своим делом хаотично и от голода, настоящая профессионалка. Она умеет быть любой, она умеет нравиться, на неё огромный спрос, у неё прекрасные манеры. И именно она в конце концов – единственная победительница. Куприну может сколько угодно нравиться Женька, но Женька – просто человек хороший. А Тамара – это та, которая отдаётся с умом, которая актриса замечательная, которая умеет сделать карьеру даже в публичном доме. И здесь Куприн ценит прежде всего умение, искусство.
Профессионалы у Куприна – пожалуй, единственные люди, кому он горячо сочувствует. Посмотрите на «Гамбринус» – один из самых лучших рассказов, вообще когда-либо написанных, и написанных с удивительной силой. Конечно, формально это рассказ о бессмертии искусства, но по большому счёту это рассказ ещё и о бессмертии профессионализма. Потому что, когда Сашка-музыкант из «Гамбринуса» возвращается с войны с перебитой рукой и все спрашивают: «А где же скрипка? И как же скрипка?» – он достаёт из кармана глиняную свистульку, бедную и убогую, и начинает такое на ней выкамаривать, что весь «Гамбринус» пускается в пляс! И эта свистулька как бы поёт о том, что искусство всё выстоит и всё победит. Но на деле-то речь, конечно, не об искусстве как таковом, это слишком абстрактно для Куприна. Победит гениальность, победит профессия, потому что всё можно сделать с человеком, а нельзя у него отнять его дар.
Что ещё мне кажется очень важным для Куприна? Я много раз признавался, что моё любимое произведение Куприна – это повесть «Каждое желание», которая издавалась впоследствии под названием «Звезда Соломона», потому что такое название менее откровенно. Мне безумно нравится в этой повести её пафос. Ну, оторваться нельзя.
Я вам даже первые три главы не буду пересказывать, чтобы история Афанасия Ивановича Цвета была явлена во всей своей наглядности великолепной и во всей своей увлекательности. Конечно, это отчасти пародийная вещь, пародируется вся готика. Там внезапное наследство, приезжает он получать это наследство. Заброшенный дом, куда никто из крестьян местных не хочет войти: боится. Репутация у хозяина самая чернокнижническая. Афанасий Иванович Цвет видит на столе таинственную книгу, начинает её расшифровывать… А дальше – сами.
Эта вещь хранит в себе какой-то очень глубокий, очень человечный и, в общем, странный пафос. Цвет – добрый человек. Но быть добрым недостаточно. Вот здесь, как ни странно, мысль Ходасевича: «Будь или ангел, или демон». Цвет – добрый, Цвет – безвредный, но ведь он – насекомое. Тоффель – читай «Мефистофель» – ему говорит: «Слушайте, ведь у вас всё было в руках! Вы могли залить мир кровью, а могли стать благодетелем человечества! А что вы сделали?» А герою ничего не хочется, он с ужасом вспоминает пору всевластия, «полную скуки, беспамятства, невольного зла и нелепой роскоши», ему хочется быть коллежским регистратором. И в финале к нему вваливается толпа сослуживцев и поёт:
А в конце повести ему встречается женщина, которая помнила его в эпоху всемогущества. И он её где-то видел, и она его где-то видела. И она говорит: «Я, помнится, вас видела где-то, но вы были совсем-совсем другой, совсем не такой». Он был окутан флёром всемогущества. И как же он им распорядился? Простой и добрый малый, но мало быть простым и добрым малым. Малый – он и есть небольшой. Пафос этой купринской вещи странен, но мне в каком-то смысле он близок, потому что время добрых кончилось, с добрыми слишком легко сделать всё что угодно.
Мне возразят (и мне уже возражают), что нельзя сравнивать Куприна с Буниным, потому что Бунин – высокое искусство, а Куприн – беллетристика. Ребята, а чего вы наезжаете, собственно, на беллетристику? Дафна дю Морье всю жизнь прожила с клеймом беллетриста, но как писатель она выше и талантливее, чем Мёрдок. Дю Морье заботится о напряжении сюжета, об обрисовке персонажей, о сложной и нестандартной мысли. Об этом всём и должен заботиться беллетрист. Беллетрист хочет, чтобы его было интересно читать. А Мёрдок пользуется кредитом читательского доверия и может позволить себе написать такую нудную вещь, как «Море, море», «Алое и зелёное» или «Под сетью». «Чёрный принц» – ещё более или менее приятное исключение из этого.
Так вот, посмотрите, Куприн – конечно беллетрист. И он никогда этого не скрывал. Он газетчик, он массу рассказов написал в газеты – например, такие как «Чудесный доктор», «Улыбка ребёнка» или изумительный рассказ «Травка». Но Куприн при всём при этом заботится о читателе, и в этом ничего плохого нет. Он хочет, чтобы читателю было интересно. Он старается, чтобы читатель не терял ни на секунду нити повествования. И я ничего дурного не вижу в беллетризме.