Один в поле воин

– Ну что мы, звери? Гестаповцы? – Седые Виски улыбнулся, точно добрый дедушка. – Мы тебя и пальцем не тронем. Просто пока ты не одумаешься, оставим у себя погостить. И каждый день будем делать укольчик. Не сыворотку правды, а обычный героинчик. Зависимость возникает у кого со второго укола, у кого с первого. Ты по-любому сделаешь и расскажешь всё, что нужно. Только вот, беда какая, станешь наркоманом. Это не лечится, уж поверь. Мы тебя отпустим к маме с папой, но ты будешь чувствовать вампирский голод… и очень скоро найдёшь, как его удовлетворить. Пацан ты грамотный, в компах сечёшь, в интернете шаришь… А там предложения выше крыши. Вот так-то. Нам для такого умного мальчика нескольких доз не жалко. В общем, я никуда не тороплюсь. Сейчас тебя отведут в другое место, ты там посиди, поразмысли… а как надумаешь чего путное, кричи погромче, ребята услышат. А может, и сыворотка подействует, просто на тебе она тормозит…

Он подошёл к Сане вплотную, нагнулся, посмотрел в глаза – и ласково потрепал по щеке.

Лучше бы ударил.

13.

Комнатка была совсем крошечная. Наверное, когда-то её использовали под кладовку, но сейчас в ней царила пустота. Единственная примета цивилизации – чугунная батарея у стены. К ней-то Саню и пристегнули наручниками – так, что сидя на пыльном полу, он упирался лопатками в холодный металл.

Здесь вообще не чувствовалась жара. Это на улице плюс тридцать два, а здесь в шортах и футболке как-то неуютно. Не холодрыга, но зябко. Зато не душно – спасибо вентиляционной решётке под потолком.

– Мне в туалет надо, по маленькому, – хмуро сообщил он Чёрным Майкам, пока они возились с наручниками.

– Твои проблемы, – откликнулся один.

– Не колышет, – сообщил другой.

– Короче, как что надумаешь, покричи, – сказали они чуть ли не хором и удалились. Щёлкнул замок на двери. Внушительная дверь, не то что в дачном сортире. Такую никакой Швацнегер ногой не высадит.

Оставалось только сидеть и думать. Ну и, конечно, следить за волшебством – как оно борется с розовой дрянью. Борьба шла на равных – сыворотка не проникала в мозг, и более того – понемногу стекала вниз, к мочевому пузырю. Саня своё внутреннее устройство представлял только в общих чертах, но сейчас подробности были ни к чему: организм лучше знает, что и как делать, достаточно дать ему установку. Однако и волшебство таяло, уровень в синей бутылке неуклонно понижался, и Саня понимал: на два часа его при таких темпах явно не хватит. А ведь сыворотка могла и дольше действовать…

Всё было серо и тоскливо, как в конце ноября, когда лупит в лицо снег с дождём, когда гнилые листья лежат на асфальте и шаркают по ним равнодушные ботинки. Именно таким листом Саня себе и казался.

Даже если потратить часть силы на связь с Димой, то сколько времени займёт у ребят вся операция? Очень может быть, что опять объявят сигнал «999», соберут весь московский «Волнорез». Выходит, снова полдня, не меньше. Сейчас, наверное, часов пять… значит, только поздним вечером они его вытащат. За это время он сто раз уже успеет рассказать Седым Вискам о волшебстве и об отрядах, выдать все контакты ребят… а это значит, что каждого смогут отловить поодиночке, и тогда… Про «тогда» думать совсем уж не хотелось, но мысли всё равно крутились около.

Героически молчать? И получить дозу героина? Память услужливо показала ему наркомана Костика, бредущего к заплёванной урне за своей прелестью. Стать таким же Горлумом? Седые Виски ведь не врал, когда пугал, что и одного укола достаточно. По телеку в программе «Поберегись» то же самое говорили. А уж если до ночи ему вколют две дозы…

А вот интересно, что будет с волшебством, если он сделается наркоманом? Оно умрёт? Или, наоборот, станет инструментом по добыванию дозы? Фомкой? Отмычкой? Он превратится в чудовище, в самого настоящего вампира! И хорошо, если ребята в «Ладони» это просекут, отловят его и лишат волшебства! Да, пусть это страшно и мучительно, но волшебник без тормозов – это вообще как атомная бомба. В руках обезьяны.

Он сам не заметил, как слёзы преодолели барьер воли и неспешно потекли по щекам. Хорошо хоть сумел не разреветься в голос, а то бы Чёрные Майки услышали, прибежали бы на звук: «Ага, сломался! Ну пойдём, запоёшь сейчас как по нотам!»

Потом он почувствовал, как несут его океанские волны – огромные, тёмные, горько-солёные. Почти как два года назад, в Евпатории, но гораздо круче. Поднимают ввысь – к мутному беззвёздному небу, швыряют вниз – чуть ли не на самое дно океана. Там, на дне, почему-то не было воды, воздух был спёртым, густо пахло ржавым железом, тускло светились люминесцентные лампы под потолком, неприятно мигали. А Саня шёл по узкому коридору, с обеих сторон чернели прямоугольники запертых дверей, и что там, за этими дверями, думать совсем уж не хотелось.

Путь его окончился неожиданно – коридор растворился в огромном, гулком пространстве пещеры. С высокого потолка свисали сталактиты, истекали розово-лиловым светом, снизу поднимались уродливые сталагмиты, свет от них исходил голубой, но с примесью какой-то серой грязи.